— Я в прошлый раз бабушкино серебряное шитье на нить распустила, — объяснила Лена. — Сейчас покупать придется.

Ладно, в Челябинск поеду автобусом — молча достал я купюры. После новой куртки, «домика» и похода в магазин осталось четыре тысячи с мелочью.

Отсчитав две тысячные, я заметил выглядывающего из-за угла пацана и добавил третью.

— Валере на подарок.

Автостопом поеду, блин…

— Все, уехал, — заторопился я, глянув на часы над дверью.

— А фото?

— Вышлю в Инсту.

— Чем больше — тем лучше. — Наставительно добавила Лена.

— Помню. Только надо успеть за три, край — четыре дня.

— У меня же очередь заявок! — Ахнула она, растерянно обернувшись на вязанные игрушки на полках. — Я же не успею!

— Надо успеть — я полнолуние никак передвинуть не могу. Валера, пока! Слушай маму и не ходи по потолку! — Добавил я строго.

Ибо нечего смущать соседей.

С видом солидным и респектабельным зашел в лифт, дождался, когда закроются двери и пересчитал оставшиеся деньги еще раз.

Тысяча шестьсот тридцать пять рублей. Да как так-то…

Еще госпошлину за новый паспорт платить. Обещанная шефом «справка», как оказалось, спасала от трехсотрублевого штрафа за порчу или утерю. Зато домой мне за документами ехать не надо, все тут восстановят. Но ехать-то все равно очень хочется. Хотя уже и не на что…

Ладно, до конца дня еще куча времени — займу еще где-нибудь. И старые долги, придумаю, чем отдать. И с жильем решу. Если раньше не убьют и не посадят.

Как бы только не завыть по-волчьи…

* * *

Вещи, перетащенные из общежития в гардероб университета, никуда не делись за выходные — так и лежали себе на полках вдоль стены в трех плотно завязанных пакетах.

— Спасибо, тетя Катя, — протянул я через стойку большую плитку «Аленки».

Перемена еще не началась, и возле гардероба было свободно.

— Ой, да не надо было, — тем не менее, ловко забрали шоколадку. — Я бы и так твои вещи сберегла.

Гардеробщица — милейшей души старушка, в свой шестой десяток лет ловко ворочающая по два-три пуховика за раз, в университете практически жила. Во всяком случае, не помню дня, когда она отсутствовала. Хорошие отношения установились еще на первом курсе — а там и подогревались то банкой кофе, то чаем, то вот такими плитками. Даже в общаге воруют, а тут отчего-то спокойнее вещи хранить.

— Я за ними вечером приду, можно? Пока только учебники возьму из первого пакета.

— Не потеряем, не переживай. — Обернулась тетя Катя к полкам.

— Вон тот, синий, с двойной завязкой, — подсказал я.

Из которого проглядывала углами стопка книг — в основном по иностранным языкам и законодательству. Языки были необходимы для общения с «неместными» сущностями Бездны, кормящимися в основном в соседних странах, и изучались адекватными студентами с остервенением желающих жить людей. Впрочем, даже зная язык голодного тигра — не факт, что удастся переубедить не жрать вас… Но хоть будет шанс. А законы учились постольку-поскольку — это уже государство хотело, чтобы мы знали его язык силы.

Был среди книг и томик «Ритуалов» — пятничный трофей, не отданный майору и шефу просто из принципа. Майор знал, что не мое — но Анна Викторовна уже предоставила ему бумагу, что «мое» на законных основаниях. Шеф, впрочем, тоже желала наложить руку на запретный томик, но ругаться со мной перед майором, оспаривая только что предоставленную бумагу, не стала, намекнув, что посмотрит на вырезанный библиотечный штамп позже.

Надо бы полистать между парами, пока шеф не вспомнила и не отняла…

Взяв нужные книги, добавил ручки-тетрадки и переложил в мелкий пакет, купленный вместе с шоколадками — там, к слову, еще две «Аленки» были, мне же деканат штурмовать… Я посмотрел на часы в фойе — и с этим вопросом стоило поспешить.

Помещения родной «Кафедре теологии», по ощущениям, выделили из принципа «только на глаза не попадайтесь», разместив в тупике длинного коридора с отдельной лестницей и выходом. Аудитории для практик, лекций, семинаров — этажами ниже по той же лестнице, вплоть до подвала. С одной стороны, удобно — всегда можно подняться с улицы. С другой — в качестве молчаливого бойкота, ремонт нашему крылу вряд ли светит в перспективе ближайших десяти лет. Вот где-где, но у нас возраст исторического здания чувствовался на полную — рассохшиеся половицы паркета, истершегося до бледно-серого цвета, холод из ветхих окон, подтеки на потолке от протекающей кровли и ощущение постоянного сквозняка в коридорах, подхватывающего где-то сыроватый воздух.

Зато в самих кабинетах — жара от электрических обогревателей. Возможно, руководство университета надеется, что когда-нибудь коротнет ветхая проводка, и мы сгорим. А вот руководство факультета точно знает, что мы горим где-то шесть-семь раз в год, в основном в подвалах — но если огонь заберется выше, то проводка будет очень удобным оправданием. Или же обе стороны прекрасно понимают — чинить крыло бесполезно, рано или поздно его придется перестраивать заново?.. Я так и не разобрался, насколько в курсе нашей деятельности ректор университета, демонстративно воротящий нос от навязанной ему кафедры.

Деликатно постучавшись в могучую дверь деканата — приоткрытую, к слову — я залез внутрь сначала по плечо, а, убедившись, что на месте только секретарь Таня, зашел целиком и плотно закрыл дверь за собой — чтобы никто другой не втек со своими проблемами. Тут и с моими сейчас будет тесновато.

Длинное и узкое помещение служило тамбуром к кабинету декана — местом ожидания с десятком деревянных стульчиков, расставленных вдоль стен. Еще тут был кулер с водой, стаканчиками на тумбе ближе к окну и упаковкой пакетированного чая; напротив кулера — два стола, поставленных углом, за которым размещались монитор, принтер, кресло секретаря с хрупкой, слегка сутулившейся над бумагами девушкой в длинной юбке и светлой водолазке под шею, сидящей ко входу боком.

Татьяна — из выпускников факультета, на три года старше. Оттого некоторые вопросы через нее решались проще — она еще не забыла, каково быть студентом. А часть проблем не решалась совсем — потому что о наглости студентов она тоже помнила.

Шрам, соединяющий с Бездной, у Татьяны начинался от сонной артерии и шел вниз — сколько себя помню, верх одежды всегда его прикрывал. Самый простой способ испортить с ней отношения — смотреть на шею, потому, как человек опытный, я как поймал честными глазами ее взгляд, так и не отпускал.

— Татьяна, спасай, на тебя только надежда. Век буду должен! — И в знак серьезных намерений положил плитку с шоколадом на угол