готовая защищаться от неожиданного вторжения. Глубоко вздохнув, чтобы укрепить нервы, я отдергиваю занавеску в сторону, готовая к тому, что или кто, может оказаться по ту сторону.

Это мужчина в маске.

— Кто ты? Что тебе нужно? — Мой голос, который должен был быть сильным, звучит как испуганный шепот, выдавая мой страх.

Мужчина молчит. Вместо этого он достает нож, блеск лезвия которого в тусклом свете выглядит зловещим обещанием. Мои мысли бегут, ужас охватывает меня.

— Пожалуйста, просто отойди, — умоляю я, мой голос повышается от паники. Мои руки неконтролируемо трясутся.

Не успеваю я осознать опасность, как срабатывают инстинкты. Адреналин бурлит в моих венах, обостряя внимание и ускоряя движения.

Адреналин бурлит во мне, как яростная, защитная волна. Намерения злоумышленника в маске ясны, он бросается ко мне, нож с леденящей душу точностью нацелен в мой живот, на жизнь, растущую внутри меня. Мой разум кричит, в нем смешались страх и гнев. Я ни за что не позволю этому случиться.

Когда он направляет нож на меня, время замедляется. Инстинкты выживания срабатывают с такой силой, о которой я и не подозревала. Я вижу лезвие, его смертоносный блеск в дюймах от моей кожи. С отчаянием, порожденным чистым инстинктом, я хватаю нож за лезвие, боль пронзает мою ладонь, но я держусь. Держусь ради жизни, ради жизни моего нерожденного ребенка.

Другой рукой я сжимаю бутылку с шампунем, о которой забыла. Прицеливаюсь и стреляю. Содержимое вылетает наружу, попадая ему прямо в лицо. Он вопит, звук заглушается маской, когда шампунь попадает в цель и просачивается в глаза.

Он пошатывается, слепо отмахивается, дико размахивая руками. Один из его ударов попадает мне в плечо, отчего я врезаюсь в стену. От удара по моему телу пробегает боль, но страх и борьба во мне не утихают.

Я начинаю кричать во всю мощь своих легких, надеясь, молясь, чтобы кто-нибудь услышал меня. Но я не просто сидячая утка, я сопротивляюсь. С небольшим пространством, которое дает мне его временная слепота, я сжимаю кулак, замахиваюсь со всей силой, на которую способно мое шаткое положение, и наношу удар прямо ему в брюхо.

Он складывается пополам, кашляет, и нож со звоном падает на пол в душевой. Я не теряю ни секунды. Хватаю шланг душа и превращаю его в оружие. Вода брызжет во все стороны, но меня это не волнует. Я обматываю шланг вокруг его горла, затягиваю его, и все мои силы направлены на этот единственный акт выживания.

Он цепляется за шланг и за меня, его движения отчаянны, от того, так как он борется за воздух. Я чувствую, как его силы иссякают, но мои не ослабевают. Не сейчас. Не сейчас, когда на карту поставлено так много.

Я не могу вспомнить точный момент, когда я потеряла контроль над шлангом. То ли это была боль в плече, то ли внезапное осознание того, что я стою в луже крови, а воздух наполнен резким запахом железа. Но в тот момент я поняла, что должна бороться за себя и за жизнь, растущую внутри меня.

Казалось, время тянется и тянется, пока я пытаюсь удержать человека в маске. Сердце колотилось в ушах, заглушая его панические вздохи. Мое зрение затуманилось, а боль в плече усилилась. Я чувствовала, как пот стекает по моему лбу, смешиваясь с водой, все еще каскадом льющейся из душевой лейки.

Когда мои силы начали ослабевать, я услышала шум снаружи ванной. Затем, словно в сцене из боевика, в дверь ввалился Григорий.

Он настигает незваного гостя, как ястреб мышь, — стремительные движения и смертоносные намерения. Хватает парня за руку и выкручивает ее назад, что, вероятно, не похоже на нежную ласку. Нож? Теперь он у Григория, и с точностью, которая, честно говоря, немного настораживает, он его приканчивает. Одно легкое движение по горлу парня, и все кончено. Незваный гость падает, а Григорий срывает с него маску.

Черт. Это Твитч из команды Романа. Совсем ребенок. Я видела, как он взрослеет, всегда немного нетерпелив, всегда слишком старается показать себя. И вот он здесь, его жизнь истекает кровью на полу моей ванной.

Григорий рухнул рядом с ним, осознание этого обрушилось на него как удар грузовика. Он знал Твитча с тех пор, как тот был маленьким, бегал вокруг, стараясь не отставать от больших мальчиков. Видеть его таким — мальчишкой, превратившимся в убийцу, это просто удар ниже пояса.

— Черт, — выдыхает Григорий, и это слово повисает тяжелым грузом в наполненной паром комнате. Он смотрит на меня, в его глазах смешались гнев, печаль и что-то еще — может быть, чувство вины? Трудно сказать, поскольку вода все еще разбрызгивается повсюду.

— Этого… этого не должно было случиться, — качает головой Григорий, его голос едва превышает шепот, а глаза не отрываются от безжизненной фигуры Твитча. — Не так.

Я не могу подобрать слов, чтобы ответить, мой разум все еще отшатывается от событий, которые только что произошли. Все произошло так быстро, и теперь я остаюсь с ужасающей реальностью произошедшего. Я отступаю назад, моя рука все еще болит от ножа.

После того как адреналин улетучивается, мой желудок вздрагивает, восставая против событий этой ночи. Я бросаюсь к туалету, и реальность произошедшего обрушивается на меня сильнее, чем товарный поезд. Григорий, как всегда неожиданный рыцарь в потускневших доспехах, откидывает мои волосы назад.

Когда волна тошноты проходит, я сажусь, чувствуя, что мир перевернулся с ног на голову. Мои глаза находят Григория и ищут ответы в его взгляде.

— Это Роман послал Твитча?

Глаза Григория, обычно полные решимости, затуманены неуверенностью. Он качает головой, молча признавая собственное замешательство и страх.

— Я… я не знаю, — признается он.

Я лежу на полу, переполненная эмоциями: шок от нападения, предательство, все это обрушивается на меня. Слезы, не сдерживаясь, текут по моим щекам. Но Григорий рядом, его большой палец нежно вытирает слезы, его присутствие — молчаливое обещание защиты.

— Все будет хорошо, — бормочет он, хотя звучит так, будто он пытается убедить нас обоих. С силой, которая, кажется, исходит откуда-то из глубины души, он поднимает меня с пола и несет к кровати.

Григорий колеблется у двери, его силуэт очерчен тусклым светом коридора — явный признак того, что он разрывается между тем, чтобы справиться с последствиями и остаться.

— Ты… ты можешь остаться? — Спрашиваю я.

Он делает паузу, и это мгновение нерешительности длится, кажется, целую вечность. Затем, не говоря ни слова, он кивает и идет обратно.

Григорий осторожно ложится рядом со мной. Я крепко обнимаю его,