сказки. Сказки, одетые в праздничный, роскошный наряд Музыки и Пения. Так мечтает Золушка в «Хрустальном башмачке». Так поет Дюймовочка в одноименном спектакле, сочиненном А. Бендером.

Сказки, спетые «Корольком»,— непременно мудрые и светлые. Они дышат верой в победу справедливости и разума. О бесстрашии и сострадании, о готовности прийти на помощь людям поет и рассказывает «Каменная слеза» композитора Геннадия Таниэля. Все, о чем узнали дети на уроках истории, ожило на сцене. Таинственные гигантские статуи фараонов. Далекие величественные пирамиды. Овеянные древностью камни храмов. Выжженное зноем небо. Царственный Нил. Жестоким солнцем высушены нивы. Крестьянам и всему народу грозит голод. Богиня Изида разгневалась на египтян и не роняет своих слез на землю. Надежды на дождь нет. Но отважная пастушка Нофрет-Ма-У уходит в подземелье за слезой Изиды. И ливни вновь низвергаются на иссохшие поля земледельцев.

Работая над «Каменной слезой», надо было всем исполнителям привыкнуть к совсем особой пластике, особым ритмам, сжиться с далекой, полумифической жизнью давно минувших тысячелетий. Но знания и труд объединились с талантом и принесли желанные плоды. «Каменная слеза» очень любима и самими исполнителями, и публикой.

Юные музыканты живут напряженной творческой жизнью. Но ведь они еще и школьники. Обыкновенные школьники, которые всерьез учатся химии и физике, математике и литературе, географии и истории. Но кроме обязательных предметов, школьников из Хаапсалу учат понимать и любить Красоту.

Учитель Лаур из мюзикла «Весна» дарит скрипку одному из питомцев. А в школе номер один педагоги дарят своим ученикам целый мир музыки.

Е. ЛУЦКАЯ

Сцены из спектакля «Весна».

«Васильковое лето». Гитаристы-куплетисты.

Афиша театра.

ПОД ПАРУСОМ ДРУЖБЫ 

Нетерпелива крымская весна! Позабыв свериться с календарем, спешит, торопится обогнать назначенное самой природой время. Обычно ей это удается. И тогда в феврале, если не раньше, на Южном берегу вспыхивает нежным розовым цветом миндаль. Черное, растревоженное зимними штормами море успокаивается, сглаживает вздыбленную поверхность, наливается теплой голубизной.

А в этом году зима на редкость морозная, стойкая — ни за что не хотела уступить юной своей сестре дорогу. Притихли под высокими сугробами степные просторы. Замело снегом горные перевалы. Даже теплолюбивые пальмы очутились в белом плену. Все устало от непривычных холодов, казалось, конца им не будет. Но однажды солнце решительно раздвинуло хмурые тучи и в лучах его заиграла веселая капель, побежали по пригоркам звонкоголосые ручьи, радостно запели птицы: «Ве-е-сна-а-а!..»

Теплым утром выехал я из Симферополя в Керчь... и опять попал в зиму. Пролив, отделяющий Черное море от Азовского, был закован льдом. По его скользкой глади разгонялся, словно на коньках, сердитый ветер, чтобы потом обрушиться с разбойным свистом на город. Напоенный холодной сыростью, он метался по улицам и переулкам, пытаясь выдуть из них все живое. К слову сказать, людей на улицах было немного. Но погода тут ни при чем: керчане — металлурги и рыбаки, строители и ученые, корабелы и мореходы — народ занятой, рабочий.

...В просторном зале цокольного этажа обычной пятиэтажки я вновь встретился с весной — ученики Керченской детской художественной школы рисовали цветы.

Нарциссы, тюльпаны, гвоздики... Цветов на задрапированной подставке было не так уж много, гораздо меньше, чем красногалстучных художников, но... вполне достаточно, чтобы украсить едва ли не весь город: ребята рисовали цветы на керченских улицах, у обелиска Славы, у памятника Володе Дубинину, цветы для мамы... И рисунки их, разные по сюжету, манере исполнения, степени мастерства, складывались в один общий, панорамный и волнующий рассказ о том, что было им дорого и близко.

Боясь помешать вдохновению, которое отчетливо светилось на лицах учеников и учителей, я вышел из зала. И подумал: а ведь это не просто урок рисования — это еще и урок гражданственности.

Все, кто побывал в КДХШ, обязательно вспоминают потом о необычной карте в вестибюле. Она привлекла и мое внимание — политическая карта мира, знакомая каждому с детских лет. От маленького кружочка на кромке крошечного полуострова тянулись через моря-океаны уверенные линии к далеким и близким зарубежным городам планеты. Нечто похожее я видел в Керченском порту, откуда уходят в дальнее плавание наши торговые и рыболовецкие суда. Но что, казалось бы, может связывать детскую художественную школу, каких в стране сотни, если не тысячи, с городами Италии и Турции, Болгарии и Мозамбика, Кувейта и Японии, Сингапура и Народной Демократической Республики Йемена?

В заморских городах и странах экспонируются выставки юных художников Керчи. Факт, согласимся, действительно не совсем обычный.

Время рассказать о человеке, без которого, возможно, не было бы не только зарубежных выставок, но и самой школы.

Вот какая история произошла четверть века назад с молодым скульптором Романом Сердюком.

Закончив с отличием Симферопольское художественное училище, Роман остался там же преподавателем. Одновременно пробовал силы в творчестве. Пройдет время, и станет ему ясно, почему те первые, вполне профессионально выполненные работы не приносили удовлетворения. Но это потом. А пока...

Воплощается в реальность замысел, и громко, восторженно стучит сердце: ну уж на этот раз!.. Влажно блестит, в точности повторив замысел, мягкая глина. Кажется, он сделал именно то, что хотел. Но почему уходит из сердца восторг, почему при взгляде на собственное творение бессильно опускаются руки? Не потому ли, что и на этот раз обостренному, ищущему взгляду открывается горькая истина: заставив податливую глину принять нужные, тысячи раз выверенные умом и сердцем формы, он так и не сумел вдохнуть в нее жизнь. Своей законченностью линий она может обмануть кого угодно, только не его. И сильные, железные пальцы скульптора сжимаются в кулак, и уже больше никого не обманет бесформенный ком мокрой глины...

Что же успел он к тридцати трем годам? Участвовал в областных выставках, был замечен и даже похвалой не обойден. Но ох как горьки эти слова похвалы, если сам ты при взгляде на свою работу тоскливо вздыхаешь: не то, опять не то!.. А где оно, страстно желаемое «то»? Появится ли вообще? Но, может, ты, решив когда-то, что творчество — твое призвание, обманулся однажды и навсегда? Может, призвание твое совсем в другом? В преподавательской, например, деятельности? Среди тех, кого учил, есть настоящие дарования. Видеть, как смело, громко, уже первыми работами заявляют о себе бывшие твои студенты — разве это не счастье? Для учителя — да. А для художника?

Жизнь, к счастью, мудра и справедлива к тем, кто умеет работать. Упорно, упрямо, каждый