моряком,Служил в Тулоне, и в МарсельОн приезжал пить «эль».

II

Без женщины остался я один,Ребёнок капитана Гранта.И размышляю, блудный сын,О свойствах «эля» и таланта.Мне Немо капитан знаком,Я тоже стал бы моряком,С Рейкьявика бы плавал до ПиреяИ альбатрос бы, надо мною рея,Мне сообщил бы чудную возможностьБодлера на французском вспомнить сложностьПро мощных птиц, бесстрастных альбатросовЗабавою служивших для матросов…Да не пришлось…

Переезд

Я бросил несчастливую кроватьИ эту, в Сыромятниках, деревню,В которой можно было зимовать,Глядя на сад, задумчивый и древний,Я бросил несчастливую кровать…Где спал я с женщинами поколений разных,Иных – задумчивых, а этих – безобразных…Кровать не будет, впрочем, пустовать,Домохозяйка будет зимоватьИ просыпаться от чревообразных,На вой похожих женских голосов…Ей просыпаться будет в пять часов,Тяжёлая, безумная работа,А просыпаться, ясно, неохота…Простите мне Ивановна, та чьюЯ занимал на пять на целых лет квартиру,Седому бабнику и командиру,Что призраков оставил Вам семью…Но вспомнят, вспомнят, что я жил у Вас,Пока нас не накрыл всех медный таз…

Мулен Руж

В двубортном пиджакеС стаканом в кулакеПодходит, словно злой авторитет,И никаких ему пределов нет…У ней большущий рот, –Накрашенный овал,Окурок замечательно идёт,Как будто кто его пририсовал…Она стоит в углуИ туфелькою трётОкурок, ею сплёванный, в золуА он подходит, за руку берёт…Так начинался их большой роман –Блондинки, и его,Мерзавца, одного,А в это время грохотал канкан…И юбки к потолку,И целый ряд трусов,У гангстеров улыбки до резцовИ бьётся струйка крови по виску…Вот так! Вот так!Там совершался страшный кавардак,И в ту Мулен, что РужСтремился каждый мужНа свой уикэнд, и если в отпуску!

Вертинский

Он начал жизнь поэтом,Закончил музыкантом,Он выступал дуэтом,Стоял с огромным бантом.Подногти кокаиномОн забивал нередко,Был силуэтом длинным,Был денди и кокетка.Он был не эпопея,Но бледная стихия.К нему слетала фея,Он не чуждался кия.Блуждал по биллиардным,По рюмочным сиделИ ромом контрабанднымНе раз желудок грел…

«Ветер Истории дует в глаза…»

Ветер Истории дует в глазаИ вот выползает слеза…Про Гёте, товарищ, напомнил ты мне?Мне Мефистофель приснился во сне.С Буонапарте подписку берёт,Хвост Мефистофеля по полу бьёт,Буонапарте подрезал мизинецИ получил всю Европу в гостинец.Ветер Истории Гегеля полыСлавно раздул. Вильгельм-Фридрих весёлыйМаркса тяжёлого предвосхищает,Гитлер за Гегелем мрачно шагает.В венской ночлежке, где скучно и сухо,Гитлер читает «Феномен-ологию духа».В танковой битве под Курской дугойГегеля школы сошлись меж собой.Гусениц лязг, вот устроили танцыГитлер и Сталин, нео́-гегельянцы…Мощных снарядов и мощной брониНету кровавее в мире резни,Чем разбирательство среди родни!Ветер Истории, дуй мне в глаза!На Вашингтон навалилась гроза,Но в ожиданьи Пунических воинКосмос спокоен. Космос спокоен…

Мефистофель и Гретхэн

Знаете что, молодая блондинка?Это – копыто, а не ботинка!Это, простите, моя принадлежность,А не ошибка, а не небрежность.Да, это так, молодая блондинка,Я Мефистофель, а Фауста нет.Фауст ушёл, покупает билет,Но Вам зачем он, о паутинка!?………………………………………………Он покупать, покупает билет…Я Вам сказал, что фон Фауста нет.Этот германский учёный романтикИз дому вышел, поправивши бантик…Ну ничего, ничего, ничего…Вы не жалейте, что нету его.Я Вам его заменю, ведь я тожеАристократ и учёный вельможа.Гретхэн, останетесь! Гретхэн, садитесь!Ладно, расслабьтесь! Облокотитесь!Вам наливаю вот это вино,Лучше вина не пивал я давно…(в сторону)Адское зелье! Чудесная смесь!С девок и женщин немедленно спесьСразу слетает, дама вздыхает…И вот сама меня нежно хватает…Хвост мой рукою гладит и мнётИ меня тащит на жаркий живот…Гретхэн, что с Вами?Вы стали нескромны…Фауст придет. Что мы скажем ему?О, как глаза у Вас страшно огромныИ затмеваются, как бы в дыму…(некоторое время спустя)Фауст? Фон Фауст, я должен признаться,Здесь уж давно перестал проживаться,Мы с ним поссорились прошлой весной,Ты, моя дочь, согрешила со мной………………………………………………………С визгом она от меня убежала,Ну, разумеется, Гретхэн пропала.Ну, разумеется, в прежние лета,Власти её наказали за это…Голову бедной палач отрубил,Гёте потом про неё говорилВ толстом труде, эпизодом искусстваГретхэн остались лучшие чувства.

Эпитафия Э.Л

Он говорил по-французски и по-английски,Он сидел в тюрьме и воевал.Он был таким, каким ты никогда не будешь.Этот парень всё испытал.Его девки любили. Он был им интересен.Он любил вино и любил хохотать.Он сложил ряд стоеросовых лоботресин,А ещё он умел сотрясать кровать.На склоне лет ему удалось родить злодеев[Тебе не удастся, как ты не пыхти!],Маленьких гениев, этих змеев,Он сбил, папаша, с праведного пути…Прохожий, сука, навытяжку гад!Здесь лежит старый пират…P. S. Он предлагал найти и съесть Господа Бога!Согласись, что таких немного…

Н. М

Она называла меня «Ли»,А ещё называла «Пума»,Она, бывало, сажала меня на раскалённые угли,Но я выжил её угрюмо…Я вспомнил, когда она умерла,И когда, они её сожгли,Что у Эдгара По есть баллада злаО девочке Аннабель Ли«В королевстве у края землиЭти люди её погребли…»О Аннабель Ли, Аннабель Ли,Ты ушла от меня в зенит.Пять лет, как скрылись твои корабли,Но сердце моё болит.Я буду спать до середины дня,А потом я поеду в киноИ охранники будут глядеть на меня,Словно я одет в кимоно.Ты называла меня «Ли»,А ещё называла «Пума»,Я один остался у края землиВ королевстве тутанханума…

Дочке Саше

Маленькая волчонкаВ красненьких ползунках,Есть у меня девчонкаТихая, как монах.Носик ещё опухший,Головка ещё длинна,Сквозь мамкин живот набухшийВылезла в жизнь она.Мой тебе, Александра,Крепкий мужской завет –Есть ведь у папки бандаЛучше которой нет.Деток зовут «нацболы»,И потому хочуНе отдавать тебя в школу,К нацболам тебя приучу.Будете, мои дети,Ты и шальной БогданВ банде расти на светеА папка, – Ваш атаман.

«Мои детишки элегантные…»

Мои детишки элегантные,Вам посвящаю я псалом,Да будете Вы доминантные,Всегда, над всеми, и во всём!Отец Ваш Вам желает страсти,Желает пения страстей,У Вас не мало будет властиНад скушным скопищем людей.Сашуня смотрит за БогданомИ умеряет его пыл,Богдан не будет хулиганом,Тебе я парня поручил!Богдан девчонку охраняет,Охрану на себя берёт,Оружием пацан бряцает,Но волос на себе не рвёт.Вы завоюете полмира,Полмира сами прибегут,Ну что ж, Вы дети командира.И потому Вас лавры ждут.Триумфы, флаги и фанфары,Возможно, белые слоны,От стройных сосен до чинарыЗахватите Вы для страныРазнообразных территорий,И да поможет вам Егорий,Георгий то есть наш святойВо тьме грядущих категорийЯ – покровитель Ваш сплошной…

Мой принц, мой сын!

Мой сын и белокур и нагловатКак молодой маркиз де Сад,С такою сладострастною спинойОн обещает справиться с любойИ с девочкой, и с опытной вдовой!Мой сын и белокур и нагловат,Каким был Моцарт и маркиз де Сад,Пока ещё он радостный бежитК своему папке [Папка знаменитОн носит шляпу и живёт с танцовщицей.А мог вообще-то жить и с дрессировщицей…]Бежит мой сын, смеётся из всех щёк!Глаза распахнуты, глаза его пылают,Всех ближних мам и девок обаяют.Мой принц! мой сын! Я рад тебе, сынок!

«Стучат мячами. Гул стоит…»

Стучат мячами. Гул стоитИ щебет голосов,Но меч над городом виситИ он упасть готов.Играют дети в баскетбол,Качается качель,Но меч висит. Не добр, не зол,Неспешно ловит цель…

Светская жизнь

Надевай свой пиджак и иди потолкаться под тентом,Светской жизни пора послужить компонентом,Чтоб с бокалом шампанского, в свете горящего газа,Ты стоял. А вокруг – светской жизни зараза…Ты пришёл за красивым, ужасного видел немало,За красивым сошёл, бывший зэк с пьедестала.Ветерок, дуновение, запах тревожного зала,Мне всегда будет мало, всего и всегда будет мало…Светской жизнью, где устрицы вместе с шампанским,Не убить мне тюрьмы с контингентом бандитским и шпанским.И какой бы красавицы талию я не сжимал,Буду помнить Саратовский мрачный централ.Наш «третьяк», и под лестницей все мы стоим, пацаны,И у всех нас срока до затмениев полных луны.Пузырьки «Veuve Cliquot» умирают мне на языке.Пацаны, я ваш Брат, хоть при «бабочке» и в пиджаке.Я совсем не забыл скорбный запах тюрьмы и вокзала,Мне всегда будет мало, всего и всегда будет мало…Надевай свой пиджак и иди потолкаться под тентом,Светской жизни пора послужить компонентом…

Банкиру Петру Авену

Светлеет небо. Мое сердце пусто.Висит рассвет широкой полосой.Паденье цен на нефть и на искусствоСтоль глубоко переживалось мной,Что я проснулся даже до рассветаИ не смыкая утомлённых глазВсё думал продолжительно про этоСмятенье бирж. Петля, огонь, и газ…Банкиров ждут. Банкиры молодыеСоскочат в ночь с высокого окна,А самые которые лихиеДостанут пистолет. Бокал вина,Пригубив, выйдут двое на террасу…Два выстрела, и падают тела.О кризис, ты убьёшь банкиров массу,Которая недавно лишь взошла…

Н. Медведевой

Ресторан, там где zoo-магазин был.[Держали две старые феи…]Расползлись и покинули милый террариум змеи,Полнокровные дамы ушли от окон, разобрав свои шали,И усатый «ажан» уже умер, оставив вело и педали…Где ты, поздняя юность в Paris и печаль полусвета?Где холодное, старофранцузское лето?Выходил из метро я обычно на рю Риволи,Там к Бастилии некогда толпы бежали в пыли,Возмущённых де Садом, кричавшим на каменных стенах,Революция валом вставала в кровавых там пенах.А во время твоё и моё во дворах ещё были балы,Вкусно пахло гудроном от каждой потекшей смолы,Был носатый франсэ, крепко слипшийся с аккордеоном,Вкусно пахло гудроном, едко пахло гудроном…Жил в квартале Марэ, выходил из метро я «Сент-Поль»,Сам не знаю, откуда взялась эта поздняя боль…Впрочем, знаю зачем я сегодня болею,Магазин вспоминая, в витрине которого змеи…Потому что обычно ты там со мной рядом стоялаИ пугалась, визжала, и руку мою зажимала,А теперь тебя нет. Разве тень упадёт мне на шеюЯ забыть никогда твой испуг, никогда не сумею…Это было в июле, в дрожащем от зноя июле,По Бастилии дробно лупили старинные пули…А два века спустя мы с тобой посещали балы, танцевали,Ты была так красива, что нас все