Четвертый год службы. Кавказ. Поступает информация о присутствии в здании вооруженных террористов. Группа штурмующих идет змеей, тройками, поочередно зачищая помещения. Первый со щитом и пистолетом, у остальных автоматы, приклады сложены. В группу бросают гранату. Первый орет: «Граната!» Четырнадцать бойцов укрываются, вжимаясь в стены или заскакивая в ближайшие зачищенные помещения. Пятнадцатый бросается туда, откуда кинули гранату, и убивает нападавшего. После успешного завершения операции Толька Адавайте объясняет, что его риск был оправдан: кидающий гранату использует две руки и, следовательно, первые несколько секунд находится без оружия, являясь легкой мишенью.

Улыбка вздохнул: сейчас на корпус запала надевают шприц, что позволяет бросать гранату одной рукой. Но несколько лет назад Толькин расчет был верен.

Пятый год службы. Кавказ. Блокпост. Толька заходит в помещение с бутылкой водки и говорит: «А давайте отметим!» На вопрос «что именно?» показывает свой автомат. При вечернем обстреле неприятельская пуля срезала мушку. Пару миллиметров левее или правее – и Толька с высокой долей вероятности лишился бы жизни.

Воспоминания сменялись одно за другим, словно бежала перед глазами не ровная полоса дороги, а стремительная лента кинопленки. Иногда прошлое столь явственно наслаивалось на настоящее, что Улыбке приходилось трясти головой и сильнее сжимать руль, чтобы не утратить контроль над машиной.

Выключил радио и опустил стекло, впуская в салон бодрящий ветер. По сторонам автотрассы стелились промокшие зеленые луга; влажные ветви растущих вдоль обочины деревьев упрямо тянулись к неприветливым тучам. Часы на автомагнитоле показывали 11.35.

Ровно в полдень Улыбка свернул в небольшой поселок, проехал по главной улице до тупика и припарковался. Дальше нужно было идти пешком.

Парень выбрался из машины и минуту стоял неподвижно, оглядывая окрестности. Дождь уже кончился, но воздух был таким сырым, что осязался на ощупь, упруго скользя по коже. С невысокого тополя срывались холодные капли, падая за воротник рубахи. Улыбка встрепенулся, достал из багажника пластиковый пакет, сквозь который отчетливо проступали очертания бутылки, и нырнул между кустов на узкую утоптанную тропинку. Тропинка углублялась в рощицу, которая при ясной погоде выглядела светлой и радостной, а сейчас представляла собой скопление мрачных, понурых деревьев. Влажная почва пружинила под ногами; чем дальше, тем гуще становились заросли, тревожная тишина пряталась за серыми стволами.

Улыбке показалось, что он вернулся на несколько лет назад, в глухую горную местность, где, по предварительной информации, располагалась база боевиков. В квадрат выполнения задачи отряд высадился с вертолета, спустившись по тросам, и двинулся по ориентировочным координатам. Улыбка отлично помнил свои ощущения к концу первого дня пути: плечи деревянные, ноги гудят, усталость тягучая, вязкая, единственное желание – повалиться на землю и отрубиться на сутки.

Толька шел в передовом дозоре, Улыбка – в ядре. Когда глухой взрыв прорезал лесную тишину, Улыбка похолодел, предчувствуя худшее. Однако и в тот раз фантастическое везение спасло друга от гибели. Осколки разорвавшейся мины лишь слегка поцарапали Тольку, к чертям угробив его ботинки. Останавливать операцию из-за подобной мелочи не стали; Толька вернулся в основную группу, ошалелый и оглушенный. Его место в разведке занял командир – в отряд попали одни юнцы, еще не отслужившие срочную, поэтому он решил не рисковать, а надеяться исключительно на собственную компетентность. Хороший был мужик, справедливый, спокойный. Солдаты его уважали и за глаза величали Сталлоне – за физическую силу, немногословность и малоподвижную мимику. Спустя пятнадцать минут после того, как дозор углубился в чащу, командир наступил на мину. Ему оторвало обе ноги.

Дальнейшее Улыбка вспоминал с трудом – память сохранила не четкую картину, а отдельные фрагменты, громоздящиеся один на другой и создающие причудливую мозаику.

Переговоры с руководством по спутниковой связи, запрос вертолета, приказ о немедленной эвакуации.

Жгут, перетянувший кровавые ошметки бедер, и надпись шариковой авторучкой: 9.24 – время, когда его наложили.

Шприц-тюбик с промедолом, вставленный в лацкан камуфляжной куртки.

Пятичасовой поход к месту посадки с раненым командиром на сооруженных наспех носилках.

Лес, сплошной лес кругом. Ни поляны, ни просвета. Единственный возможный вариант для посадки – поредевший склон.

Звук топора, врезающегося в ствол, нервный хруст веток. Деревья рубили с холодным, сосредоточенным остервенением. Даже хромавший Толька отчаянно размахивал лопаткой, выкашивая молодые побеги и ломая старые сучья.

Усилия оказались напрасны, место не удалось расчистить настолько, чтобы вертолет смог приземлиться.

Нужно было торопиться дальше, к нормальной вертолетной площадке. Целый день пути. Этот день командир не пережил.

Тело погрузили на вертушку и доставили в морг местного госпиталя, оттуда двухсотый груз отправили в Москву.

На территорию войсковой части возвращались молча. Всю дорогу Толька смотрел в пространство, отрешившись от реальности, а потом вдруг перевел взгляд на товарища. Толькины глаза были пустыми, выцветшими. Улыбку испугали его глаза. Первая смерть всегда самая страшная. Со временем становишься жестче и циничнее, учишься не впускать в себя разрушительные эмоции, смотришь на трагедию со стороны, проходишь ее по касательной. Но даже после этого продолжаешь помнить первую смерть…

Рощица внезапно кончилась, упершись в старый решетчатый забор. Улыбка повернул направо, прошел вдоль забора полсотни метров и остановился у низких распахнутых ворот, за которыми начиналась территория кладбища. Парень подавил вздох и ступил на широкую грунтовую дорогу, испещренную рытвинами и лужами.

Жара становилась невыносимой. Джек выждал еще полминуты и встал с деревянной полки, покачнувшись на ватных ногах. Мало кто способен провести в раскаленной парилке столь долгое время, но сегодня Кравцов превзошел себя. В итоге едва не потерял сознание. Бассейн с ледяной водой быстро вернул его в чувство.

Отфыркиваясь с видимым удовольствием, Джек вылез из воды и пошлепал по прохладному кафельному полу в раздевалку. Сегодняшней тренировкой он остался доволен – увеличил рабочий вес, сделал большее количество подходов. В последние недели Ивана одолевали мысли специфического рода, и единственным способом заглушить их навязчивое присутствие являлась физическая нагрузка.

– Я думал, ты там помер, – прокомментировал мускулистый рыжий бугай, с которым они часто совпадали по графику тренировок.

– Отчего же не бросился спасать? – улыбнулся Джек, усаживаясь на скамью и переводя дух.

– Да натопили там не в меру. Не парилка, а пыточная камера. Не хотел я собой рисковать, – загоготал качок, закрывая шкафчик и перебрасывая через плечо спортивный рюкзак.

– Похвальная честность.