Однажды вечером тетя неожиданно сообщила мне и Гертруде потрясающую новость: один знакомый готов помочь нам выехать из города, добраться до любого порта и потом эмигрировать из страны.

– Никто не должен знать об этом! – сурово произнесла тетя, и я не очень поняла, почему она так сказала. Конечно же, ни я, ни Гертруда не собирались болтать!

– А когда? – тут же спросила я.

– Дней через пять-шесть будет известно, – был ответ.

– Но как, каким образом? Город закрыт для выезда!

– Не волнуйся. Всё продумано. Мы легко сделаем это…

Ответ вполне удовлетворил меня, и я почти успокоилась…

Вечером, когда уже легла спать, вспомнились слова тети: «Никто не должен знать об этом!» Тетя намекала на меня, что я могу сообщить новость кому-нибудь? Может быть, она боялась, что я побегу к Алексею прощаться? «Но ведь это абсурд! – думала я. – Я даже не знаю, где он сейчас. Да и искать его – опасно. Если об этом прознает Матвей…»

Матвей… Вот от кого сбежать – большая проблема. Он рядом почти постоянно. Придется очень постараться, чтобы выбрать момент и улизнуть от него. Надо завтра поговорить об этом с тетей.…

Прошлое.

59

Матвей… Мой нежеланный стражник…

Удивительно, как люди могут влиять на жизни друг друга! С одной стороны, что бы было с нами, если он не встретился и не влюбился в меня? С другой, парень отгородил мою персону от всех, кроме семьи, коими сейчас являлись тетя и Гертруда. Когда мы шли с ним, и я встречала знакомых из той, далекой прошлой жизни, они делали вид, что не замечают меня.

Но вот одну встречу – помимо той, с Алексеем, – мне не удалось избежать…

…Это было на второй день после известия тети о скором отъезде. По пути на вечерние занятия кто-то за спиной назвал мое имя. Мы с Матвеем одновременно остановились и обернулись.

Я сразу узнала Лайлу, еврейскую девушку, которая очень короткий период работала вместе со мной в гимназии. Потом она вышла замуж и оставила школу.

На фоне серого невзрачного города Лайла выглядела замечательно: темно-красные замшевые сапожки, черная короткая пушистая шубка, шарфик и маленькая шляпка – под цвет обуви. А также длинная, широкая черно-бордовая юбка – великолепная комбинация ткани и вязаных вручную кружев. Вещи были не новые, что невольно бросалось в глаза, но все равно сильно выделялись на фоне шинелей, старых женских пальтишек, ватников… Я даже вспомнила, что этот наряд Лайла иногда надевала, когда работала в гимназии.

И лицо у нее было – приятно взглянуть – розовое, с маленькими симпатичными ямочками на щечках.

– Здравствуй, Сашенька! – улыбаясь, поприветствовала меня девушка, посмотрела на Матвея с любопытством и слегка наклонила голову, как знак приветствия. – Не видела тебя сто лет! Как ты поживаешь?

Я улыбнулась на ее фразу «сто лет» и подумала о том, что моя внешность сейчас без слов отвечает на вопрос Лайлы. Я давно перешла в одежде на рабоче-крестьянский стиль. Всё для того, чтобы не сильно выделяться, да и из-за моей учительской работы тоже. Кроме уже не той одежды, Гертруда ежедневно рассказывала мне и о моем лице: «Ой, Сашенька! Какие у тебя впалые бледные щечки, подглазицы!..»

– Хорошо поживаю, – тем не менее ответила я, улыбаясь.

Я искренне обрадовалась нашей встрече. Мы не успели подружиться, пока работали, но Лайла была очень славной девушкой: доброй, приветливой, дружелюбной. И ведь не постеснялась подойти, увидев меня с Матвеем.

Кстати, нужно было представить и его:

– Это Матвей.

Полагалось добавить что-то еще к имени. Например, мой друг, жених, брат, сват… Но у меня язык не повернулся. Другом я Матвея не считала, женихом – тем более.

Лайла улыбнулась парню очень приветливо. Это всегда ее отличало от многих – тактичность, вежливость, показ ценности каждого и всякого.

Мы с Матвеем торопились в церковь на занятия, поэтому пришлось распрощаться с девушкой, предварительно понадеявшись на то, что нам удастся встретиться вновь…

Если бы я знала, при каких обстоятельствам мы снова встретимся с Лайлой!..

60

Пять дней… Оставалось пять дней до нашего отъезда. Точнее, побега. Вдруг все получится и через время, пусть даже не очень скорое, я увижу свою семью?

Сердце счастливо трепетало, когда я так думала.

Но тут же старый коварный вопрос, который когда-то уже заставил меня сделать глупость, перечеркивал мою радость:

«А как же Алексей? Если случится такое, что я никогда его больше не увижу?»

Я прислушалась к себе. Было тревожно, однако надежда не зря умирает последней. Когда все закончится (а ведь, то, что сейчас творится в России, обязательно закончится – не может же это продолжаться вечно!), мы вернемся, и я найду его.

А что будет потом? Может, я и не буду нужна ему вовсе?..

Впрочем, что сейчас переживать о том, что не случилось. Лучше сосредоточиться на другом: хочу уехать отсюда, и это – главнее!.. Тётя права: я не смогу ничего изменить. Если и я, и Алексей выживем в это трудное время, и если всё-таки есть судьба быть нам вместе, то всё равно произойдет то, о чем я мечтаю.

…Матвей неожиданно попросил меня помочь.

В городе, в бывшей картинной галерее, открыли приемник для бездомных детей – беспризорников, – которых со всеми событиями в стране появилось на улицах немало, и – увы! – количество их росло с каждым днем. Это понятно – война длилась уже не один год.

Рано утром мы вошли в здание из красного кирпича. Картин на стенах не было. Куда их убрали, я спрашивать Матвея не стала.

На меня возлагалась задача переписать детей по именам и фамилиям. Дальше планировалось распределить ребят по семьям. Трудно представить, что в такое голодное время кто-то добровольно согласится взять в семью дополнительный рот. Хотя, очень хотелось верить, что найдутся добрые люди. Детей было искренне жалко, к тому же, некоторые из них совсем маленькие.

Матвей носился тут же, принимая и раскладывая привезенные матрасы, подушки, одеяла и даже постельное белье. Он понимал, что быстро расселить беспризорников по приемным семьям не получится, поэтому несколько ночей большинство из них проведет здесь.

Дети были от трех до пятнадцати. Грязные, оборванные, с дикими глазами… Многие из них курили, некоторые кучками, прямо на полу, играли в карты. Были и такие, что испуганно жались к стенам и поглядывали вокруг как загнанные в угол зверьки.