– И если ее красота уже пробудила в тебе страсть, то тем более от нее надо скорее избавиться.

– Почему это? – изобразил удивление Юн.

– Ибо противостоять лисьему искушению способны лишь высоконравственные мужи и целомудренные женщины.

– Дядюшка, а ты ничего не перепутал? Может быть, целомудренные мужи и нравственные жены? Я, как давно нецеломудренный, точно устою, – рассмеялся дерзкий родич. – О! Вот сейчас и проверим.

Сян Лян тревожно оглянулся. Так и есть! Накликал! К ним осторожно кралась хулидзын.

Лю Си и Сян Юн

В саду под цветущими… да кто ж его знает, что у них тут в Поднебесной цветет в это время года? Короче, среди цветущих пахучих кустов сидели двое мужчин. Один – молодой, высокий и буйноволосый, даже за столом не подумал снять доспехи, так в броне и гонял зеленые чаи, угощаясь засахаренными персиками. Второй, намного старше, щеголял куцей азиатской бороденкой и вид имел демонстративно мирный: зеленый халат, чудна́я высокая шапка со смешными торчащими спицами, никакого оружия.

«Вот этот – самый главный змей и есть», – предположила девушка. Оба сотрапезника смотрели орлами, головы держали высоко, и в целом производили впечатление самых настоящих аристократов. «Белая кость» и «голубая кровь» в древнем исполнении.

Люся, хоть убей, не помнила, кому и в какой последовательности надо кланяться, но рассудила так: небесная лиса, прожившая тысячу лет, всяко повыше рангом, чем какие-то древнекитайские мужики, будь они хоть трижды аристократы. Поэтому, заметив, что ее приход обнаружен, пересилила желание склонить голову, а наоборот, задрала подбородок повыше и величественно принялась ждать, пока ее поприветствуют.

Сян Юн, когда хотел, умел быть галантным, а потому его поклон мог бы стать эталоном вежливости. Сделал он это, разумеется, дядюшке назло. Который только головой небрежно кивнул: мол, заходи, коли пришла.

– Как самочувствие, благородная хулидзын? – спросил Сян Юн еще более медоточивым голосом, тем паче что дядя с большей охотой услышал бы весть о том, что лиса окочурилась.

Девушка милостиво кивнула молодому генералу. Значит, вот он каков, тот, кто ее спас! Тогда, сидя в клетке, она особенно спасителя не разглядывала, хотя тут было на что посмотреть. Несмотря на всю нелюбовь к азиатам, Люся не могла не признать: хорош! Породу сразу видно: мало того что генерала Сяна так и подмывает обозвать «князем», так и лицо еще такое, запоминающееся. Черты резкие, но гармоничные, глаза живые, искрящиеся любопытством. Такого точно ни с кем не перепутаешь, как не пропустишь породистого жеребца королевских кровей в табуне мохноногих степных коняшек.

Но благодарность благодарностью, эстетика эстетикой, а при взгляде на Сян Юна в груди у Люси шевельнулось тревожное тянущее чувство. Увы, знакомое. Она ведь навидалась таких, блестящих и благородных, во всех видах навидалась: и за чаем с ватрушками на папенькиной даче, и вшивыми и обмороженными, и мимоходом добивающими кого-нибудь штыком. Жизнь – такая штука, пока не приложит от души да с размаху, не поймешь, что там, под позолотой-то.

– Благодаря вашей заботе, уважаемый генерал Сян, – Люся ненавязчиво продемонстрировала осведомленность небесной лисы в земных делах, – я почти совсем оправилась. И пришла выразить мою благодарность за спасение вам и вашему… – девушка глянула на старшего вельможу остро и хитро, совершенно по-лисьи, и мстительно припечатала: – Верному слуге?

Пожилой аристократ ей сразу не понравился. И, судя по перекошенной морде и ставшим совсем узенькими глазкам, нелюбовь с первого взгляда была взаимна. Вот уж кто точно оставил бы ее взаперти подыхать от жажды и голода, а как померла бы – и печенкой не побрезговал.

Сян Юн сделал вид, будто совершенно не понял намека. Хотя бы просто потому, что, по сути, лиса была абсолютно права. Просто ему давно никто об этом напрямую не напоминал. И не ставил на место.

– Вы случайно ошиблись, прекрасная хулидзын. Дядюшка Сян Лян – мой ближайший и самый любимый родственник.

И полностью игнорируя недовольство любимого дяди, сделал приглашающий жест:

– Не пожелаете ли присоединиться к нашему скромному застолью? Я буду очень рад вашему обществу.

Дядюшка в этот момент более всего сожалел, что пузатенький чайник полон кипятка, а не яда.

Впрочем, яд в избытке был у него на языке.

– Свежей крови, как вы привыкли, у нас, к сожалению, нет. Увы нам, – злорадно ухмыльнулся Сян Лян, видя, что хулидзын колеблется.

– Здесь, на земле, я постоянно вынуждена терпеть лишения, – сокрушенно вздохнула Люся, как бы случайно показав зубы, которые, спасибо папеньке и маменьке, несмотря на все невзгоды оставались крепкими и белыми, всем лисам на зависть. – Но того яства, что вы упомянули, уважаемый, я не пробовала уже очень давно… Ведь чтобы попасть на Небеса, я должна была вести праведную жизнь тысячу лет! Впрочем, откуда человеку это знать! Не каждому достанет мудрости постичь знания Небес, – и посмотрела прямо в глаза пожилому сановнику, едва сдерживаясь – так ей хотелось подмигнуть. – Пока я здесь, я постараюсь привыкнуть к пище смертных… ах, прошу прощения! К пище людей, конечно! – И девушка непринужденно уселась аккурат напротив Сян Ляна. – Можете называть меня госпожой Лю Си.

Сян Лян мученически закатил глаза, словно призывая Небеса в свидетели.

– Так, значит, уважаемая лиса – из семейства Лю? – И уставился на племянника, мол, что и требовалось доказать! – Тогда все понятно…

«Нет! Однофамильцы! – чуть было не ляпнула она от неожиданности. – Лю? Что еще за Лю? – лихорадочно прошлась по закромам памяти самозваная хулидзын. – У них тут сейчас Цинь, так? А кто после Цинь-то был? Черт, точно, дрался этот Сян Юн с каким-то Лю! Вот только уже дрался или только собирается? И весь сыр-бор из-за чего у них?»

«Китайская» переделка имени Людмилы, казавшаяся таким удачным решением, внезапно вышла боком. Кто ж знал, что с подвохом имечко? На всякий случай девушка решила всяческие связи со всякими Лю отрицать. В конце концов, мало ли в Поднебесной Лю?

– Уважаемая лиса, – безмятежно улыбнулась Людмила, мысленно поджимая свой несуществующий хвост, – не принадлежит к упомянутому семейству. По той простой причине, что на Небесах, куда мне было позволено вознестись после тысячи лет праведной жизни на земле, родство считается по иным правилам. – И она значительно умолкла, намекая, что эти самые правила смертным знать не полагается.

Она уже поняла, что китайский дядя ей совсем не друг, но отступать перед каким-то допотопным острословом не собиралась. И про тысячу лет праведной жизни постоянно повторяла специально: мол, выкуси!

– А по каким же правилам небесные лисы посещают мир смертных? – спросил дядя ядовито. – По приговору суда? Или как?

И тут Люся поняла, что вот он, шанс, и надо хватать его незамедлительно, пока не убег. «Ну, держись, китаеза сушеная! – подумала она. – Щас!»