Вместе с тем, несмотря на сходство, при современной форме ХТЭ в головном мозге обнаруживается специфическое изменение, не наблюдаемое при классической форме. Исследователь Макки и его коллеги обнаружили скопление тау-иммунореактивных астроцитов, мозговых клеток, содержащих клубки из аномально агрегированных нитей тау-белка. Такие нейрофибриллярные клубки не присутствуют при классической ХТЭ. Как я расскажу чуть дальше, есть основания полагать, что такая же патологическая форма тау-белка присутствует в спинном мозге пациентов с боковым амиотрофическим склерозом, что свидетельствует о существовании взаимосвязи между повторными сотрясениями мозга и этим тяжелым дегенеративным заболеванием спинного мозга.

Разумеется, выводы из всей этой информации следует делать с большой осторожностью. До сих пор нет убедительных доказательств того, что ХТЭ является единым феноменом или что она провоцируется исключительно травмами. Комплекс симптомов пересекается с другими заболеваниями, которые могут сопутствовать ХТЭ у пациентов с этим диагнозом. Особенно это касается поведенческих симптомов, причины которых во многих случаях плохо понятны. Тем не менее исследователи все более склонны усматривать здесь при- чинно-следственные отношения. Взаимосвязь между боксом и классической ХТЭ доказана и признана большинством ученых. В то же время взаимосвязь между повторными легкими ЧМТ (сотрясениями мозга) и клинической современной формой ХТЭ в настоящее время находится на уровне гипотез. Эта тема вызывает живой интерес, и сегодня исследования в этой области активно расширяются. Я думаю, что в ближайшее время нам стоит ожидать новых важных открытий.

История с самоубийством Оуэна Томаса, большое количество случаев хронической травматической энцефалопатии среди игроков Национальной футбольной лиги, а также возросшая осведомленность о сотрясениях мозга заставили Пола Дэвиса, заместителя главного редактора журнала The Philadelphia Inquirer, задать в редакционной колонке вопрос, стоит ли этот спорт тех рисков, которые он несет. В комментариях от 19 сентября 2010 года, всего через пять дней после публикации статьи об Оуэне Томасе, Дэвис подверг сомнению мудрость родителей, позволяющих своим детям играть в эту игру.

«Я могу понять, — пишет он, — почему профессиональный футболист рвется на поле уже через пять минут после сотрясения мозга. Из-за денег». Однако учитывая, сколь малы для игрока-любителя шансы быть принятым в Национальную футбольную лигу и сделать карьеру в профессиональном футболе, Дэвис спрашивает у родителей, есть ли смысл подвергать своего ребенка тысячам ударов в голову, без которых не обходятся игры даже на юниорском уровне.

Осознание этих рисков проникло даже в поп-культуру. В ноябре 2011 года эта тема была поднята в телесериале «Закон Хэрри». Главный героиня сериала (ее играет Кэти Бейтс) — женщина-адвокат, известная своей любовью к безнадежным делам. Она соглашается представлять родителей защитника школьной футбольной команды, внезапно скончавшегося после обычного, казалось бы, столкновения во время матча. Судебное разбирательство проливает свет на многие из проблем, затронутых мною в этой главе, включая результаты исследований хронической травматической энцефалопатии, кумулятивного эффекта мозговых травм и посткоммоционного синдрома. Сценаристы и актеры сделали отличную работу, предоставив зрителям подробную информацию о легких черепно-мозговых травмах и показав на примере вымышленной семьи, к какому горю они могут привести.

К сожалению, для семьи Оуэна Томаса и многих других семей горе было реальным, а не вымышленным. Очень реальным. Я думаю, пришло время вернуться к обсуждению опасности американского футбола, начатому еще в 1905 году. Да, эта игра слишком глубоко укоренилась в американской культуре, чтобы можно было ее запретить, — мысль, также высказанная в сериале «Закон Хэрри». Но нам следует продолжить дело Теодора Рузвельта и приложить все силы к тому, чтобы повысить безопасность этого национального вида спорта.

Жизнь подражает искусству. В настоящее время в судах рассматриваются уже тысячи исков профессиональных игроков, поданных против Национальной футбольной лиги. Игроки обвиняют лигу в намеренном сокрытии информации о разрушительных долгосрочных последствиях черепно-мозговых травм, которым они вынужденно подвергаются ради поддержания многомиллиардного бизнеса НФЛ. Представители НФЛ утверждают, что контракты с игроками прописывают разрешение споров между сторонами, поэтому такие споры не требуют рассмотрения в суде. В ответ игроки приводят аргумент, что контракты не распространяются на случаи мошенничества и халатности со стороны лиги, коими они считают сокрытие столь важной информации.

По состоянию на апрель 2013 года насчитывалось уже 4200 истцов в коллективном иске, консолидированном из нескольких сотен индивидуальных исков. Лично я на стороне игроков. В 1982 году, вскоре после того как я окончил интернатуру и начал работать врачом, старший хирург-ортопед нашей больницы, подрабатывавший спортивным врачом в местной команде НФЛ, спросил у меня, не хочу ли я присоединиться к нему в качестве консультирующего нейрохирурга. Я был польщен и уже предвкушал предстоящее знакомство со спортивными знаменитостями. Однако я предупредил своего коллегу о том, что в отношении сотрясений мозга занимаю довольно жесткую позицию (в то время термин ЧМТ был не в ходу). Я сказал ему, что не позволю игроку с симптомами сотрясения вернуться в игру и буду строго следить за тем, чтобы тренерский штаб не нарушал моих рекомендаций. В конце концов я только что прошел обучение по одной из первых в стране программ в области нейрохирургии, нацеленных на лечение черепно-мозговых травм. Я считал, что мне можно доверять.

Оказалось, что это не так. Моя карьера консультанта НФЛ продлилась очень недолго. Я так и не присутствовал ни на одной игре и не увидел ни одного игрока. По сей день я не знаю, кто заменил меня на этом посту, если заменил вообще, поскольку опыт подсказывает мне, что руководство лиги вряд ли захотело вставлять палки в колеса своей машины для зарабатывания денег. Сегодня, тридцать лет спустя, информация стала столь убедительной и распространилась так широко, что ее уже нельзя игнорировать. Игроки осознали, что тысячи их коллег расплачиваются за свое решение прийти в профессиональный спорт, поскольку их интересы вторичны по отношению к интересам владельцев команд.

Один из доводов, выдвигаемых лигой (кстати, вполне справедливый), заключается в том, что игроки знали, с какими рисками сталкиваются люди, профессионально занимающиеся контактными видами спорта. Также общеизвестно, что у многих спортсменов проявлялись после завершения карьеры различные когнитивные нарушения. В боксе у этого феномена даже имеется свое название. Следовательно, утверждают представители лиги, говорить об умышленном замалчивании информации несправедливо. Это открытые сведения (то есть в данном случае нельзя говорить о каких-то спонсированных НФЛ исследованиях, результаты которых лига могла скрывать), и Ассоциация игроков НФЛ точно так же несла ответственность за их распространение.

Кроме того, футболисты уровня НФЛ начинают заниматься футболом еще в детстве и участвуют в соревнованиях еще до достижения подросткового возраста. Возможность получить повторные сотрясения мозга существует уже на этих ранних этапах спортивной карьеры, и маловероятно, чтобы профессиональный игрок получил свою первую легкую ЧМТ только в НФЛ. А как известно, травмы, нанесенные мозгу в раннем возрасте, в гораздо большей степени провоцируют последующее развитие мозговой дисфункции, чем травмы, полученные более зрелым мозгом. Почему же тогда, спрашивают представители НФЛ, нужно во всем винить только лигу? Вина за серьезные когнитивные нарушения у бывших футболистов лежит на многих, в том числе на самих игроках.