вынужден убить тебя. Никаких переговоров, никаких компромиссов. Мне отдадут приказ, и я должен буду подчиниться.

Или его убьют за неповиновение.

В этой войне нет победителей.

— Я понимаю, — шепчу я. Я встречаюсь с ним взглядом и, понимая смысл сказанного, говорю: — Прости, что поставила тебя в такое положение. Я не знала, кто ты, когда мы встретились.

Миша качает головой, на его лице отражаются переполняющие его эмоции.

— Как мне сохранить верность, не отпустив тебя?

— Я не знаю. — Мой подбородок начинает дрожать, не в силах скрыть, как разбивается мое сердце. — Если я буду достаточно усердно тренироваться, то смогу захватить империю отца и положить всему этому конец, но до тех пор… может быть, мы сможем быть друзьями?

— Я не хочу быть твоим гребаным другом, — кричит он, явно теряя спокойствие, и это заставляет меня сделать шаг назад.

Из его груди вырывается рык, и, выглядя так, словно он собирается убить меня, он сокращает расстояние между нами. Его руки обвиваются вокруг меня, и прямо перед тем, как его рот захватывает мой в плен, я вижу в его глазах абсолютную душевную боль.

Ему так же больно, как и мне.

Глава 18

Миша

Блять, вот чего я хотел избежать. Я так охуенно боролся, но сегодня почему-то потерял контроль.

Я даже не знаю, когда это произошло.

Самые сильные эмоции, которые я когда-либо испытывал, бушуют в моей груди, когда мой язык касается языка Авроры.

На вкус она такая же сладкая, какой я ее помню.

Я разрываюсь надвое — солдат, поклявшийся в верности Братве, и мужчина, который просто хочет любить женщину.

Боже, помоги мне. Это не закончится для нас счастливым концом.

И все же я не могу ее отпустить. Она чувствуется чертовски идеальной в моих объятиях.

Я впиваюсь зубами в ее пухлую нижнюю губу, а мой язык купается в ощущении ее прикосновения.

Мое сердце разрывается на части, пока она не приподнимается на цыпочки, чтобы приблизиться ко мне, и, сжимая руками мою рубашку, хнычет; звук наполнен такой же жаждой, горящей во мне.

Блять, что я делаю?

Я играю с огнем, и в конечном итоге мы оба умрем.

Вместо того, чтобы выйти из ее апартаментов, моя рука скользит под ее футболку, и, как человек, умирающий от жажды, я упиваюсь ощущением ее шелковистой кожи.

Я хочу ее каждой частичкой своего существа.

Когда моя ладонь накрывает ее грудь и я выдавливаю из нее стон, остатки моих сил исчезают, как туман перед солнцем, и я отдаюсь любви, растущей в моем сердце.

Прервав поцелуй, я поднимаю свободную руку к ее подбородку и провожу большим пальцем по ее припухшим губам.

— Ты все еще девственница, моя маленькая лань?

По ее щекам расползаются розовые пятна, и кажется, что проходит целая-блять-вечность, прежде чем она отвечает.

— Да.

Спасибо, блять!

Моя ладонь накрывает ее щеку, когда мы встречаемся взглядами. Самонадеянно даже думать, но все же я спрашиваю:

— Ты сохранила ее для меня?

Взгляд Авроры изучает мое лицо, и я уже начинаю думать, что она собирается послать меня нахуй, когда она спрашивает:

— Печально, что я это сделала?

— Блять, — потрясенно выдыхаю я.

Два гребаных года эта женщина цеплялась за ту единственную ночь, которую мы разделили.

Точно так же, как и я.

Проходит мгновение, и я чувствую, как в груди разливается искреннее удовлетворение затем я говорю:

— Нет, это не печально. — Не сдержав ухмылки, я добавляю: — А я-то думал, что мне придется пытать и убивать какого-то ублюдка за то, что он взял то, что принадлежит мне.

— Вижу, ты очень высокомерен. — дразнит она меня.

— Нет, просто ужасный собственник и ревнивец, — признаю я.

Хихиканье Авроры наполняет воздух, но звучит оно грустно.

Мы оба знаем, что крадем время, которое нам не принадлежит. В какой-то момент мне придется вернуться к Братве, а ей — к своей семье.

Но сейчас у нас есть время.

Становясь серьезным, я говорю:

— Прости за то, как я с тобой обращался. Я пытался сделать то, что лучше для нас.

Не облегчая мне задачу, она признается:

— Это было больно. Очень.

— Знаю. — Я чувствовал каждый удар, который наносил ей.

Мой взгляд скользит по ее лицу, и я запоминаю каждый дюйм ее красоты.

Господи, она восхитительна.

— Ты пялишься, — шепчет она

— Прошло два года. Дай мне полюбоваться тобой.

Ее губы изгибаются в великолепной улыбке, которая озаряет ее глаза.

— Ты видел меня последний месяц.

— Но у меня не было возможности рассмотреть тебя по-настоящему.

Аврора смотрит в мои глаза, и все препятствия, с которыми мы сталкиваемся, отступают на второй план, пока не остаемся только мы. Притяжение между нами вспыхивает с новой силой, пока не заполняет каждую молекулу в воздухе.

Она — единственная женщина для меня. Без нее моя жизнь будет пустой.

Я наблюдаю, как душевная боль исчезает с ее лица, и только всепоглощающие эмоции между нами отражаются в ее изумрудных радужках.

Предвкушение нарастает, как в ту ночь, когда мы встретились, и я медленно опускаю голову.

Я глубоко вдыхаю ее аромат, и когда мой рот касается ее рта, мой язык скользит по пухлой плоти. Ее губы приоткрываются, и я наклоняю голову, прикусывая зубами ее нижнюю губу.

Искра такая чертовски сильная, что кажется, будто мой желудок делает сальто, а сердце разрывается в груди.

— Миша, — шепчет она, и в этом слове столько нежности, что по моему телу пробегает волна дрожи.

Обхватывая ее голову руками и, удерживая ее на месте, я отдаюсь ей, целуя ее до бесчувствия.

Мы задыхаемся, наши языки соприкасаются, а зубы покусывают губы.

Мы вкладываем все в поцелуй, который способен перенести нас в мир, где нет Братвы. Нет семьи. Нет войны.

Это мир, где в моих жилах бурлит жадность. Я хочу каждый дюйм Авроры Д'Анджело, и ничто меня не остановит.

Прервав поцелуй, я рычу:

— Я хочу попробовать тебя на вкус.

Она смеется, звук легкий и свободный.

— Ты ведь уже пробуешь.

Качая головой, я расстегиваю пуговицу на ее брюках-карго.

Глаза Авроры расширяются, но она не останавливает меня, пока я тяну молнию вниз. В комнате раздается громкий звук, и я вижу, как нервозность омывает ее прекрасные черты.

Я провожу руками по ее бедрам и проникаю под черную ткань.

— К тебе прикасался мужчина?

Она качает головой, ее губы приоткрываются, но слов не произносит.

— Моя маленькая лань вся моя, — бормочу я, от сильного удовлетворения мои слова становятся хриплыми.

Я опускаюсь, сбрасывая ее