только для ветеранов. В любое время можно приходить. Так вот, я там ребятам вопросы позадавал, и один человек, из старых оперов, припомнил, что был такой прецендент — один наш сотрудник угодил в психушку из-за запоя и «белочки». Вот только пенсионер не упомнил его фамилии — очень уж давно всё произошло. Ещё он сказал, что в «дурку» тот попал по заявлению сотрудника Очистки. И ещё выяснилось, что тот сотрудник, который из наших, милиционер то есть, как раз занимался оформлением того самого преступления о массовом убийстве бомжей в подвале дома, который находится через дорогу напротив отдела.

Тимофей покачал головой:

— Что-то совпадений слишком много вокруг этого дела. И что ещё?

— А ещё вот что — тот сотрудник Очистки как раз и являлся тем человеком, который притащил в дежурку подозреваемого, и сопроводил оперов к спуску в подвал.

— Ещё и это совпало? — не удержался от замечания Палинский.

— Да, Тимоха, именно так. И я вот что подумал — так он являлся сотрудником Очистки, то скорее всего он и мог обращаться с ходатайством о переквалификации уголовного дела в дело специального производства, по причине того, что лицо, участвующее в деле, то есть он сам — является лицом, проходившим службу и работающим в системе Очистки. Это — веское основание, по которому и могли засекретить дело в те времена.

— Видать, поэтому оно и пропало впоследствии, вполголоса отметил Тимофей.

Чащин кивнул:

— Не исключено, от этих ребят чего угодно можно было ожидать. Но ты почти угадал — я дозвонился до своего бывшего ученика, он сейчас уголовкой руководит, и попросил его о помощи — чтобы он обратился в спецфонд, и уточнил по номеру дела о его поступлении. Заодно и выяснить хотел, какого ученика я вырастил. Оказалось, что вполне достойного! Он узнал то, что мне нужно, в течении часа. Ему ответили, что по записям в журналах получается, что дело уже уничтожено решением комиссии по акту — всё как положено. А в акте обоснование — «В связи с тем, что большая часть текста недоступна для прочтения, восстановление его не представляется возможным». Всё оформлено, как положено, не прикопаешься — приказ на учреждение соответствующей комиссии, утверждение списка членов комиссии, решение комиссии, и акт уничтожения. Все печати, и все подписи — в наличии. Всё! То есть — дела физически нет. Ну, и имя того сотрудника уточнить тоже не удалось. Так что, Тимоха, розыск твой придётся сворачивать — больше мне ничего не удастся для тебя выяснить. Уж извини.

Тут пришло время его собеседника удивлять — Палинский в ответ бодро заявил:

— Да я уже выяснил!

Семёныч вскинул глаза:

— В смысле?

— Буквально вот сегодня утром нашёл того клошара, ну которого Санёк зовут, он мне и подсказал имя и адрес.

— Чей адрес?

— Александр Семёнович, ну ты что? Только что сам оправдывался! Адрес того самого опера, который в психушку попал. Санёк с памятью дружит. Даже имя вспомнил — Петренко Владимир Леонидович.

Чащин сокрушённо покачал головой:

— Ну ты молодец, Тимоха, тебе бы опером служить!

— Я и сам удивился. Повезло.

Семёныч не согласился:

— Да нет, везение тут не при чём. Это как раз твой упорный труд в одном направлении. В оперативной работе только такие усилия и дают результаты. Ладно, ясно. Чего думаешь дальше делать?

— Думаю завтра и сходить к нему. Адрес простой — Афган, квартира тринадцать.

— Да, проще некуда. Ну, Тимоха, если этот дед жив ещё, и соображает, то много чего расскажет тебе. Я думаю, если он этим делом тогда занимался, то и соображения должны быть по убийце.

— Надеюсь, — ответил Палинский, оглядываясь вокруг, и неожиданно для себя самого заговорил на совсем постороннюю тему, — Хорошо, что ты сюда предложил прийти. Тут, вокруг Одеона самый уютный район Тайгарска.

Чащин согласился:

— Это точно — аккуратный район, тихо всегда, машин на окружной дороге вокруг квартала немного. С одной стороны района крутой склон — внизу Пойма, с другой стороны железная дорога — тоже проезда нет. Считай, изолированная территория. Деревня, одним словом. Кто живёт, все, наверное, друг друга знают. Посторонних почти никого не бывает.

Тимофей помотал головой:

— Ну, по архитектуре тут одни сталинки, хрущёвок нет, больше можно назвать Крещёвской Швейцарией. Общий вид скорее европейский. Плохо только, что сам Одеон пустует, а раньше тут люди постоянно собирались. Вечерами летом были танцы. Весело жили! А сейчас вон танцплощадка практически развалилась — деревянная, уже почти в труху сгнила. Тихо тут, это верно. Наверное, домовых полно. Они должны в тихих местах селиться. Домовые, они такие существа — кормыши, что скажешь! Да, Александр Семёнович, вот ещё что беспокоит — в рассказе, который я от Попова услышал, ну помните, что ему поведал бомж Витёк. Вспомнили? Которого он спас в зимнюю бурю.

Чащин кивнул:

— Ну да, конечно, помню. Во-он там он его подобрал, — и указал рукой в сторону здания с четырьмя белыми колоннами.

— Да, точно! Так вот, до меня вчера вечером вдруг дошло — в его рассказе убийца затаскивал в подвал труп. Я на это даже внимания до вчерашнего дня не обращал, а это важно!

Семёныч заинтересованно слушал:

— Слушай, верно. И что?

— А по рассказу клошара в подвале обитали четверо человек; сам Витёк, и ещё трое — Григорий, Степан и Шахтёр. По его словам, маньяк подобрал с пола кусок трубы, и убил им троих человек. Сам рассказчик убежал, спасся. Всё уголовное дело «крутилось» вокруг только трёх жертв. Все трое были убиты всё тем же куском трубы. Но позвольте, а где тогда тот, четвёртый, которого маньяк затащил? Он куда девался? Как думаешь, об этом стоит задуматься?

— Тимоха, а ведь ты прав! В этом месте точно надо покопать! Я это тоже совсем упустил. Но при допущении, что такое действительно происходило. Мало ли что клошар наговорил. Но узнать стоит. Знаешь, я попробую уточнить о происшествиях в Городище на ту дату. Если заявление или рапорт в тот день были, то что-нибудь точно всплывёт. Может, даже и сегодня. Ну что, двинули по домам?

— Да, давайте пойдём уже.

*****

Проводив Чащина до остановки, Тимофей решил дойти до дому пешком. По пути из головы не выходили мысли о запланированном на завтрашний день визите: «Если я этого Петренко в Афгане не найду, мало ли что, человек в возрасте — то больше путей нет. Спросить тогда уже будет не у кого. Так всё и зависнет, не выясню кто убийца. Да и ладно — что тогда, не жить?