– Клянусь бурей, – возмутился Лан, – ты решила, что мы… Детка, я даже тапочки по утрам сам не надеваю. Не тупи. Мы не причиним тебе вреда. Это слишком хлопотно. – Он содрогнулся. – Тебя отошлют прочь, быстро и тихо.

– Этого я тоже не боюсь.

– Сомневаюсь, что ты вообще чего-то боишься, – пробурчал Лан, – кроме разве что толики веселья. Но какой всем нам прок от того, что тебя отошлют? Наши жизни не изменятся, королева останется прежней, а еда в этом дворе будет и дальше портиться. Но если ты захочешь, то сможешь творить добро. Кто знает, может быть, твой пример поможет всем нам измениться, а?

Он похлопал ее по плечу.

– Подумай об этом хоть пару минут. А я пойду доем хлеб. – Он неспешно двинулся прочь и несколько раз бросил на нее взгляд через плечо. Пай присела возле куч гниющей еды и уставилась на них. Вонь, похоже, ее не беспокоила.

Лан наблюдал за ней из кухонь, пока ему не надоело. Когда же вернулся после полуденного массажа, она сидела там же. Жрец пообедал на кухне, в условиях не очень-то роскошных. Девушка по-прежнему была целиком поглощена созерцанием куч мусора.

Наконец, когда наступил вечер, Лан неспешно приблизился к ней.

– Неужели ты даже не задаешься вопросами? – спросила она под шум дождя, не сводя глаз с куч мусора. – Неужели ты не можешь остановиться и подумать о цене своего чревоугодия?

– Цене? – переспросил он. – Я же объяснил тебе, что никто не голодает из-за того, что мы…

– Я не о деньгах, – прошептала девушка. – Я о духовной цене. Той, которую платишь ты и все вокруг тебя. Все неправильно.

– О, все не так плохо, – возразил он, присаживаясь рядом.

– Все ужасно. Лан, дело не только в королеве и ее расточительных пирах. Раньше было ненамного лучше, при короле Гавиларе с его охотами и войнами, княжество против княжества. Люди слышат о славных сражениях на Расколотых равнинах, о сокровищах, но сюда ничего из этого так и не доходит.

Среди алетийской элиты еще остался хоть кто-то, кому не наплевать на Всемогущего? Конечно, они поминают его имя всуе. Разумеется, талдычат о Вестниках, сжигают охранные глифы. Но что они при этом делают? Меняют ли свои жизни? Прислушиваются ли к Доводам? Преобразуются ли они, переплавляют ли свои души во что-то более великое, лучшее?

– У них есть Призвания, – напомнил Лан, сплетая и расплетая пальцы. Как бы назвать эту забаву – распальцовка? – Им помогают ордена.

Она покачала головой:

– Лан, почему он с нами не разговаривает? Вестники утверждали, что мы победили Приносящих пустоту, что Ахаритиам стал величайшей победой человечества. Но разве он не должен был послать их, чтобы наставлять нас, давать советы? Почему они не пришли во время Иерократии и не осудили нас? Если церковь вершила зло, почему Всемогущий не сказал ни единого слова, чтобы ее остановить?

– Я… ты ведь не намекаешь, что нам следует начать все заново? – Он вытащил носовой платок и вытер пот с шеи и головы. Разговор ему нравился все меньше и меньше.

– Сама не знаю, на что я намекаю, – прошептала молодая жрица. – Я лишь вижу: что-то пошло не так. Все это совершенно неправильно. – Она посмотрела на него и встала. – Я приняла твое предложение.

– В самом деле?

– Я не покину Холинар, – пояснила жрица. – Я останусь здесь и буду творить добро, как смогу.

– Ты не навлечешь неприятности на других ревнителей?

– У меня нет проблем с ревнителями, – произнесла она, протягивая руку, чтобы помочь ему подняться. – Я просто попытаюсь стать хорошим примером, которому смогут последовать остальные.

– Что ж, прекрасно. По-моему, ты поступаешь очень правильно.

Девушка ушла, и он снова вытер пот с головы. Она не пообещала, что будет вести себя смирно. Непонятно, насколько сильно ему стоит об этом беспокоиться.

Как выяснилось, весьма сильно.

На следующее утро Лан приплелся в Народный зал – большое, открытое строение в тени дворца, где король или королева общались с простолюдинами, выслушивая их жалобы. Бормочущая толпа пребывавших в ужасе ревнителей собралась у стены.

Лан уже все знал, но хотел увидеть собственными глазами. Он пробрался в первый ряд. Там стояла на коленях Пай, опустив голову. Похоже, она рисовала всю ночь – при свете сфер писала на полу глиф за глифом. Никто ничего не заметил. Зал обычно запирали, когда не использовали, а девушка начала трудиться, после того как все уснули или напились.

Десять больших глифов были нарисованы прямо на каменном полу, достигая помоста, где располагался королевский Простой трон. Глифы перечисляли десять дурацких атрибутов, которые воплощали десять дурней. Рядом с глифами имелся записанный женским алфавитом абзац, объяснявший, что общего у королевы было с каждым из десяти дурней.

Лан читал с ужасом. Это… это не просто жесткая критика. Это было осуждение всей правящей верхушки, всех светлоглазых и трона!

Пай казнили на следующее утро.

Вечером начались бунты.

Голос глубоко внутри Эшонай продолжал кричать. Даже когда она не настраивалась на старый ритм мира. Воительница старалась занять себя, чтобы приглушить его, прогуливаясь по безупречно круглому плато рядом с Нараком, где ее солдаты часто тренировались.

Ее народ стал чем-то древним и одновременно чем-то новым. Чем-то мощным. Они замерли рядами на этом плато, гудя в ритме ярости. Правительница разделила их по боевому опыту. Новая форма не превращала слушателя в солдата; многие из них всю свою жизнь были трудягами.

У всех будет своя роль. Они вызовут нечто великое.

– Алети придут, – бросила сестра, неспешно следовавшая за Эшонай, машинально поигрывая энергией, стреляя молниями от пальца к пальцу. В новой форме Венли часто улыбалась. В остальном она казалась такой же, как всегда.

Эшонай осознавала, что изменилась. Но Венли… Венли вела себя так же.

Что-то в этом было неправильно.

– Шпион, который прислал нам донесение, уверен в этом, – продолжила сестра. – Твоя встреча с Черным Шипом, похоже, побудила их действовать, и человеки намереваются ударить по Нараку всем, что у них есть. Разумеется, все это по-прежнему может закончиться катастрофой.

– Нет, – возразила Эшонай. – Нет. Все безупречно.

Венли уставилась на нее, остановившись посреди каменистого поля.

– Нам больше не надо тренироваться. Мы должны действовать – давай вызовем Великую бурю прямо сейчас.

– Мы это сделаем, когда человеки будут близко, – ответила Эшонай.

– Почему? Давай вызовем ее сегодня ночью.