— Является ли цифра 9 миллионов бумажной или действительной, входят ли в нее 2 миллиона дезертиров? И невольно напрашивается вопрос: неужели Вы полагаете, что можно успешно бороться с немецкой пропагандой мира предложением осуществить те цели, которые он себе ставит?

— Приведенные цифры означают не фиктивное, а реальное число лиц, получающих казенный паек. Состав армии на 2 млн. превышает число людей, могущих быть прокормленными государством, — отвечал Верховский. — По второму вопросу. Я ставлю его гораздо шире. Речь идет не об осуществлении немецких притязаний, а о спасении государства, то есть о сохранении всего того, что возможно по реальному соотношению сил.

— Взгляды военного министра Временному правительству не докладывались, я их выслушиваю здесь впервые, — ошарашил собравшихся Терещенко.

— Формально это так, — заявил дезориентированным депутатам Верховский. — Но сущность моих мнений была давно известна Временному правительству… Надо решать, что нам по карману и что нет. Если нет средств для лучшего мира, надо заключать тот, какой сейчас возможен[2696].

«Дрожь прошла от этих жутких слов по всему собранию, — вспоминает Винавер. — Кто стоял за сепаратный мир, тот невольно объединялся с большевиками. Тогда Терещенко пояснил, что Временное правительство не только не уполномочивало Верховского на такое заявление, но никогда военный министр правительству об этих своих взглядах не докладывал, тогда создалось впечатление, что речь военного министра имела целью дискредитировать правительство перед лицом общества в страшную минуту, когда именно под лозунгом мира старались поднять против него бунтующую стихию»[2697].

Струве настаивает на невозможности обсуждения столь важной проблемы, не выяснив мнение всего правительства. Терещенко согласился. Мартов поинтересовался у Верховского совсем другим, если не прямо противоположным:

— Стоит ли понимать Ваше заявление о подавлении анархии внутри страны в смысле установления диктатуры?

— Суть не в названии. Но для борьбы с анархией так же необходима сильная единоличная власть, как и для командования армией, и в этом смысле означенная власть может считаться диктатурой, — ответил Верховский.

Решение совместного заседания комиссий Предпарламента: «Рассмотреть технические данные, связанные с докладом министра, в особом заседании комиссии по обороне, для обсуждения же вопроса об обороне и внешней политике во всем объеме назначить вновь соединенное заседание. В 12 ч. 10 мин. ночи заседание было закрыто председателем»[2698]. Вновь — как будто им отпущена вечность. Как будто Верховский только что не предупредил о пяти оставшихся им днях.

Дан вспоминал: «В числе прочих членов «левой» части Совета я горячо поддерживал Верховского и резко обрушился на внешнюю политику Временного правительства, которое, на мой взгляд, слепо шло на поводу у дипломатов Антанты и вело и армию, и революцию к катастрофе. По окончании заседания ко мне подбежал с искривленным от бешенства лицом Терещенко и, швырнув свой министерских портфель на стол, прошипел:

— Вам нужен мой портфель? Берите его! Я не стану за него цепляться.

Видно было, что человек от злобы не помнит себя. Я сухо ответил:

— Мне ваш портфель не нужен; но если вы не можете вести политику мира, то, конечно, вам надо с поста министра иностранных дел уйти.

Терещенко молча забрал свой портфель и вышел из комнаты». Это отражало характер сложившихся в те дни отношений между правительством и руководством ЦИК. Дан продолжал: «Но прошло несколько дней, и стало известно, что уходит — только не Терещенко, а Верховский. Правительство, возглавляемое Керенским, не только «отделяло» себя от «левой» части Совета республики, но явно шло ей наперекор. Это сказывалось и во внешних признаках: не только у меня, но, сколько мне известно, и у многих вождей с. — р-ов — Гоца и др. — в это время почти прекратились какие бы то ни было личные, неофициальные сношения с членами правительства»[2699].

Пока Предпарламент обсуждал внешнюю политику, представители союзных стран в Петрограде обсуждали политику внутреннюю: как помочь Временному правительству. Робинс, Томпсон встретились с военными атташе Британии — Ноксом, Франции — Нисселем и США — Джадсоном. Правительство направило на встречу генерала Константина Францевича Неслуховского. Руководители делегации американского Красного Креста предлагали подвигнуть Временное правительство на социально-политический маневр: сближение с лидерами ЦИКа, провозглашение аграрной реформы, условий мира и обещание начала мирных переговоров. Любопытно, что именно это предложат Керенскому 24 октября Дан и Гоц. Нокс решительно возражал:

— Раздайте сейчас землю в России, и через два года нам придется раздать ее в Англии.

И разразился длинной тирадой о бестолковости и бесполезности Временного правительства, выражая сожаление, что союзники открыто не поддержали Корнилова. Когда британский атташе назвал русских «трусливыми собаками», Неслуховский хлопнул дверью[2700]. Консультации на этом закончились.

Реакция правительства и поддерживавших его политических и интеллектуальных кругов на выступление Верховского была яростной: измена! «Неосторожное выступление Верховского в комиссиях оказалось той апельсиновой коркой, на которой военный министр поскользнулся даже во мнении левых, — писал Милюков. — Вопрос об отставке министра был поставлен М. И. Терещенко, приехавшим прямо из заседания комиссии в Зимний дворец к Керенскому… Официальное постановление правительства об этом было сделано после обычных колебаний Керенского только 23 октября и опубликовано 24 октября»[2701]. Это надо было догадаться отправлять в отставку военного министра в канун восстания большевиков, обвиняя его в том, что он хочет мира!

Утром газета «Общее Дело» старого народовольца Владимира Львовича Бурцева сообщила, что на закрытом заседании комиссии Предпарламента обсуждался вопрос о заключении мира. Верховский, утверждала газета, поддерживаемая французскими грантами, «вскочил на подножку колесницы товарища Троцкого». В качестве причины столь неожиданного изменения позиции военного министра содержался намек на германское золото[2702]. Керенский не нашел ничего лучшего, как своим распоряжением закрыть «Общее Дело» за утечку секретной информации. Даже сторонники правительства возмущены: «Карающая длань правительства, в данном случае его главы, имевшего диктаторские права Верховного главнокомандующего, со всей тяжестью обрушилось не на большевиков, а на одного из наиболее непримиримых их врагов»[2703]. Кроме того, как заметил Головин: «Это только усилило общественный интерес к уходу Верховского с должности военного министра»[2704].