«Штаб Петроградского военного округа, — констатировал Головин, — превращался фактически в маховое колесо, с которого был снят приводной ремень»[2715].

В связи с объявленным Днем Петроградского Совета по всему городу — несмотря на запреты — были организованы митинги, на которых большевики доминировали. Повсюду принимались резолюции о передаче власти Советам. Суханов в полдень должен был выступать на митинге в Народном доме. Но, по его собственному свидетельству, после речи Троцкого делать ему было уже нечего: «Троцкий немедленно начал разогревать атмосферу — с его искусством и блеском…

— Советская власть отдаст все, что есть в стране, бедноте и окопникам. У тебя, буржуй, две шубы — отдай одну солдату, которому холодно в окопах. У тебя есть теплые сапоги? Посиди дома. Твои сапоги нужны рабочему…

Вокруг меня было настроение, близкое к экстазу. Казалось, толпа запоет сейчас без всякого сговора и указания какой-нибудь религиозный гимн… Троцкий формулировал какую-то общую краткую резолюцию или провозгласил какую-то общую формулу, вроде того, что «будем стоять за рабоче-крестьянское дело до последней капли крови». Кто — за?… Тысячная толпа, как один человек, подняла руки. Я видел поднятые руки и горевшие глаза мужчин, женщин, подростков, рабочих, солдат, мужиков и типично мещанских фигур… Троцкий кончил. На трибуну вышел кто-то другой. Но ждать и смотреть больше было нечего. По всему Петербургу происходило примерно то же самое. Везде были последние смотры и последние клятвы. Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч людей… Это, собственно, было уже восстание. Дело было уже начато…»[2716].

А лидеры ЦИК и социалистических партий провели почти весь воскресный день в Предпарламенте, где совещались представители фракции эсеров, меньшевиков, кооператоров, народных социалистов и интернационалистов. Догадайтесь, о чем? Согласовывали возможность выработки общей формулы перехода по внешнеполитическим вопросам. Наконец-то договорились: союзники должны объявить о шагах к скорейшей ликвидации войны и заключению мира при условии, что Центральные державы откажутся от захватных целей войны и экономической эксплуатации других стран. Кадетов, которые намеревались выработать собственную формулу вместе с торгово-промышленной фракцией и казаками, позиция «демократии» не устроила: не зная, на какой точке зрения по вопросу о мире стояли тогда союзники, Россия не могла выступать самостоятельно, а значит изолированно. Сначала союзники должны выработать собственную позицию.

Терещенко в тот день информировал Лондон, Париж, Рим, Вашингтон, Токио и Стокгольм: «Прения во Временном совете о внешней политике, являющиеся как бы естественным продолжением прений об обороне, обнаружили значительные разногласия. Большую сплоченность проявила правая часть Совета, а в социалистических партиях намечаются все более глубокие расхождения… В Петрограде много толков о готовящемся выступлении большевиков. Созываемый ими съезд Советов, первоначально назначенный на 20 октября, теперь на несколько дней отложенный, возможно вовсе не состоится. Против него высказываются многочисленные армейские организации, предоставляющие свои силы в распоряжение Временного правительства, которое, опираясь на них, намерено твердо подавлять могущие возникнуть беспорядки. Все же опасность их возникновения не устранена»[2717]. Иностранные представители и без правительства знают даже дату большевистского выступления. Нокс ее точно называет в дневнике[2718].

В ночь на 23 октября были предприняты меры по усилению охраны Смольного и создания плацдармов для наступления (или обороны, если наступление захлебнется). По чугунным плитам коридоров Смольного института застучали сапоги красногвардейцев. Отряды бойцов занимали первый и второй этажи здания, втаскивали пулеметы, ящики с винтовками и патронами. Вошли в ворота и развернулись в боевом порядке шесть броневых машин.

«Город был настроен нервно и настораживался при каждом резком шуме. Но большевики не подавали никаких внешних признаков жизни; солдаты оставались в казармах, рабочие — на фабриках, — рассказывал Джон Рид. — Мы зашли в кинематограф Казанского собора. Шла итальянская картина, полная крови, страстей и интриг. В переднем ряду сидело несколько матросов и солдат. Они с детским изумлением смотрели на экран, решительно не понимая, для чего понадобилось столько беготни и столько убийств.

Из кинематографа я поспешил в Смольный. В 10-й комнате на верхнем этаже шло беспрерывное заседание Военно-революционного комитета. Председательствовал светловолосый юноша лет восемнадцати, по фамилии Лазимир. Проходя мимо меня, он остановился и несколько робко пожал мне руку. «Петропавловская крепость уже перешла на нашу сторону!» — с радостной улыбкой сказал он… В комнату беспрерывно входили и выходили связные и комиссары»[2719].

Утром ВРК публично проинформировал о назначении комиссаров «при воинских частях и особо важных пунктах столицы и ее окрестностей. Приказы и распоряжения, распространяющиеся на эти пункты, подлежат исполнению лишь по утверждении их уполномоченными нами комиссарами. Комиссары как представители Совета неприкосновенны. Противодействие комиссарам есть противодействие Совету рабочих и солдатских депутатов»[2720]. Издается распоряжение, запрещающее выезд из Петрограда и въезд в него без разрешения Военно-революционного комитета. Подвойский писал: «Военная помощь Временному правительству могла пройти только через трупы нескольких полков, оборонявших все петроградские заставы уже с 23 октября»[2721].

На многолюдном заседании Петросовета Антонов-Овсеенко сделал доклад о первых двух днях деятельности Военно-революционного комитета:

— Сейчас же по образовании Военно-революционного комитета к нему с разных сторон стали поступать заявления о необходимости контроля и принятия целого ряда мер в интересах защиты революции… Со стороны товарищей рабочих и служащих Кронверкского арсенала при Петропавловской крепости был поднят вопрос о необходимости контроля над выдачей оружия. И в настоящее время ни одна винтовка без ведома нашего комиссара из Кронверкского арсенала выпущена не будет. На Патронном заводе установлен контроль над складом взрывчатых веществ и т. д. Наши комиссары назначены во всех складах оружия. Комиссары эти, разумеется, везде признаны рабочими и служащими складов… Во все воинские части назначены комиссары. Везде они принимаются радушно. Никакие приказы и распоряжения без санкции комиссаров выполнены не будут. Военный штаб уже имел случай убедиться, что это не пустые слова: распоряжения штаба о выдаче оружия, автомобилей и т. д. приведены в исполнение не были.