советские сберкассы составляет, по сообщениям газет, более 8 млн. [Л. Сергеев, Миллионы живые и мертвые, КН 08.1930; фото в КП 11.1929; Е. Сергеева, О личном бюджете, Пж 08.1930 и др.]

36//8

Я на вас буду жаловаться в Сфатул-Церий, в Большой Хурулдан! — Остап, как всегда, проявляет дар бравурного скрещения слов, но у него весьма приблизительное представление о румынских органах власти. Если Сфатул-Церий — это учредительное собрание в Кишиневе, передавшее в 1918 Бессарабию под власть Румынии (и часто поминаемое в печати как одна из голов гидры зла и враждебности к СССР), то Большим Хурулданом называлось дружественное СССР собрание народных представителей в Монголии, Танну-Тувинской республике и советской Бурятии: «В Бурят-Монгольской республике собирался съезд делегатов, «Великий Хурулдан»» [Талызин, По ту сторону, 181].

Вопрос огоньковской «Викторины»: «28. Что такое Сфатул-Церий?» Ответ: «Бессарабское учредительное собрание, утвердившее захват края румынами» [Ог 16.09.28]. Вопрос огоньковской «Индустриалы»: «15. Что такое Великий Хурулдан?» Ответ: «Съезд народных представителей — верховный орган власти Монгольской республики» [Ог 20.06.30].

36//9

Сигуранца проклятая! — Сигуранца («безопасность») — тайная полиция, еще один постоянный атрибут буржуазно-помещичьей Румынии: «Бессильны сигуранца и белый террор в борьбе против всепобеждающей стойкости борцов пролетарской революции» или «…[П. Истрати] припал жадными устами к румынской сигуранце». С нею связываются варварские пытки и избиения. Параллельна польской «дифензиве», часто упоминавшейся в тех же контекстах [Под гнетом румынской буржуазии (к годовщине захвата Бессарабии), КН 04.1930; Бор. Волин, Литературный гайдук, Пр 20.10.29; В. Дембо, Между Днестром и Дунаем, КН 05.1928].

36//10

Разжав руку, Бендер увидел на ладони плоскую медную пуговицу, завиток чьих-то твердых черных волос и чудом сохранившийся в битве орден Золотого Руна. — Орден Золотого Руна, единственный остаток бендеровского богатства, — символическая виньетка в конце романа, посвященного погоне за сокровищами. Золотое руно — драгоценный объект поиска в мифе об аргонавтах; согласно некоторым толкованиям, оно выражает одновременно идеалистические устремления, «поиск истины и духовной чистоты», и неверный путь к достижению идеала [Chevalier et Gheerbrant, Dictionnaire des symboles: Toison d’or]. Подобная интерпретация созвучна образу Бендера, который, по замыслу соавторов, является героем целенаправленным и по-своему идеалистичным, но в более высоком смысле заблуждающимся. Обратим внимание на изящество и смысловую емкость заключительной виньетки: в ордене Золотого Руна воспроизводятся важные темы романа («золотой телец», ancien regime, «королевское» превосходство Бендера над окружающими), но в абстрактно-метафорическом и «облегченном» виде, как это и подобает концовке, функция которой — снятие напряженности, переход от «mediae res» сюжетного действия к дистанцированному от него неподвижному символу.

36//11

Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы. — Фраза «Не надо оваций» встречается в фельетоне В. Катаева «Искусство опровержений» (1926).

Граф Монте-Кристо, с его интеллектуализмом и магнетической властью над окружающими, несомненно, является (наряду с Шерлоком Холмсом, Воландом и др.) одним из главных воплощений того архетипа, к которому принадлежит и Бендер в своей «высокой» ипостаси (о глубинной идентичности этих героев см. Введение, раздел 3, а также ЗТ 2//25; ЗТ 6//10; ЗТ 14//5). От героя Дюма идет, между прочим, конкретная тактика преследования Бендером Корейко: сбор компрометирующих материалов о прошлом противника. К концу романа один за другим отпадают все примерявшиеся к Бендеру роли высокого плана — ср. его собственное признание в несходстве с Христом и развенчание его полководческих претензий [ЗТ 35//17 и 20]. Финальная его сентенция, таким образом, более широка по значению, она подытоживает целый ряд линий, в которых из Бендера «не вышло» то высокое, к чему он полушутливо примерялся и о чем всерьез мечтал.

А. Д. Вентцель очень метко усматривает «антипараллель» к этому финалу похождений Бендера в мотиве Роальда Амундсена [ЗТ 30//5]. Там итог жизни исследователя также подводится на фоне льдов: «…Проносясь в дирижабле «Норге» над Северным полюсом, к которому [Амундсен] пробирался всю жизнь, [он] без воодушевления сказал своим спутникам: «Ну, вот мы и прилетели». Внизу был битый лед, трещины, холод, пустота. Тайна раскрыта, цель достигнута, делать больше нечего, и надо менять профессию» (ср. последнюю фразу романа: «Придется переквалифицироваться в управдомы») [Вентцель, Комм, к Комм., 360]. Такое повторение мотива в инвертированном и увеличенном виде вполне типично для сгущенной техники классического романа, которую используют Ильф и Петров.

Последняя фраза романа построена по знакомой схеме. Ср., например, в письмах Чехова: «Деньги мои, как дикие птенцы, улетают от меня, и через года два придется поступить в философы»; и особенно «Если я куплю дом, то у меня уже окончательно не останется ничего — ни произведений, ни денег. Придется поступить в податные инспекторы» [Л. А. Авиловой, 23 марта и 6 апреля 1899; есть в дореволюционном собрании писем Чехова; ср. ЗТ 11//10].

Примечание к комментариям

1 [к 36//7]. По правдоподобному предположению Я. С. Лурье, это название стихов А. Жарова спародировано в известном рассказе соавторов «Разговоры за чайным столом» (1932), где упоминается стихотворение «Звонче голос за конский волос» пролетарского поэта Аркадия Парового [Курдюмов, В краю непуганых идиотов, 221].

Список литературы

Автор комментариев выражает искреннюю благодарность за интерес к его работе, а также за важные поправки и дополнения Д. Арансу, М. В. Ардову, М. В. Безродному, Б. Брикеру, А. Д. Вентцелю, М. Л. Гаспарову, К. В. Душенко, А. К. Жолковскому, А. И. Ильф, Н. М. Камышниковой, С. Камышану, П. Кландеруду, В. А. Крамм, В. М. Курильскому, Ю. Левингу, Г. А. Левинтону, В. Н. Мантулину, О. Матич, Л. Пановой, А. Прешаку, О. Ронену, Г. Суперфину, А. Тумаркиной, имена которых указываются в подсказанных ими примечаниях.

В нижеследующем списке читатель найдет ранние издания ряда известных авторов, которых в советские годы избегали печатать, например: Аверченко А. Веселые устрицы. СПб.: изд. Корнфельда, 1911; Тэффи. Карусель. 3-е изд., Петроград: Новый Сатирикон, 1915 и т. д. Когда печаталось первое (венское) издание настоящей книги, эти «библиографические редкости» часто были единственным источником цитации указанных авторов. Но, как известно, начиная с эпохи Перестройки все ранее замалчиваемые писатели (да и многие другие, печатавшиеся неполно) стали бурно переиздаваться в России, в результате чего первоиздания утратили функцию главного или единственного источника их текстов.

Ввиду этого в комментаторской части книги при упоминании художественных произведений убрано большинство ссылок на их старые издания (например, на определенное собрание сочинений, сборник избранных произведений, журнал и т. п.). Ссылка по возможности ограничена названием произведения как такового, например: Аверченко, Неизлечимые — вместо прежней ссылки: А. Аверченко. Неизлечимые // А. Аверченко. Веселые устрицы, означающей, в свою очередь: Аверченко А. Веселые устрицы. Юмористические рассказы. СПб.: изд. Корнфельда (Б-ка «Сатирикона»), 1911. Иными словами, ссылки на некогда «редких» и