еще и заговоры потом плетут, мерзавцы. А вот когда повесили на дворцовой площади пятерых выходцев из самых знатных родов, а еще десяток головы лишился, тогда лихоимство поуменьшилось. И то нет-нет, да подмахнут бумагу на закупку сена для пегасов у ближайшего родственничка. Как водится, втридорога, за счет казны, а деньги потом поделят. Или наоборот, продадут ценный артефакт за одну золотую монету — свату, да брату. С тех пор повелитель и распорядился вешать по кабинетам топоры палача, чтобы помнили, значит, что на том свете карманов ни у кого нет.

Славка тем временем выбрался из лужи, подошел к Рагнару и без всякого стеснения протянул руку.

— Еще! — звонко выкрикнул он и засмеялся.

— Вот уж сорванцы, везде вы одинаковы, — добродушно заворчал сокол, посматривая на собравшуюся вокруг толпу ребятишек и на смелого малыша, ростом ему едва по бедро. А затем достал из машины огромный пакет с пряниками-солнышками. — Только смотрите, чтобы от сладкого аппетит к обеду не испортился, а то животы болеть начнут.

Раздав щедрой рукой половину содержимого, сокол повернулся к Рику.

— Ну что, прокатишь до крепости? Надо с дворфами пару договоров подписать, на поставки их изобретений в столицу. Индре сейчас некогда, он днем, пока Алиса в школе, с Василием Ивановичем физику штудирует. Стукнуло принцу в голову школьный курс за пару лет освоить и поступить поскорее в университет.

Рик обрадованно кивнул, открыл дверь и залез внутрь. Дорогое кожаное сиденье мягко обхватило спину и ноги, словно подстраиваясь под параметры тела. Рагнар сел рядом, пристегнулся, и машина плавно, без единого рывка тронулась с места.

Спустя полтора месяца после битвы

Пронизывающий осенний ветер уже который день растягивал над седыми скалами рваные облака, свистел неугомонным мальчишкой, кидал на землю пригоршни иссохших листьев. Но в расщелине, где испокон веков располагались три источника, было тепло, как летом. Природный бассейн с пеной цвета топленого молока все также окружала ароматная незабудковая лужайка, над которой то и дело вились пчелы. Они торопливо собирали последний перед долгой зимой нектар, на всякий случай облетая стороной валявшиеся прямо в цветах узорчатые сапоги, коричневые замшевые штаны, смятые в комок, и багряный камзол, расшитый золотом.

Обладатель роскошного наряда не обращал на них никакого внимания, он бессовестно дрых прямо в волшебной купели, которая в эти дневные часы не волновалась и не плевалась фонтаном вверх. Длинный хвост огненно-рыжих волос был заколот на затылке шпилькой в виде крохотной короны. Мужчина раскатисто и с удовольствием храпел, запрокинув голову на мшистые валуны. Нежная пена с шипением терлась о шею и могучие плечи.

На противоположной стороне, у трубы с тягучей черной жидкостью, бесшумно расплескался туманными щупальцами портал. Из него вышли еще двое мужчин. Первый оказался широкоплечим и высоким, под два метра ростом. Весь наряд его составляли темные брюки да простой синий мундир с косым воротом, который украшали серебряные пуговицы. Густые темно-русые волосы, доходившие почти до лопаток, были перехвачены на затылке кожаным шнурком. Следом шел второй, тоже плечистый, но седой и коротко стриженный, в непривычных Иномирью пятнистых штанах, что носили на Земле военные, и свитере цвета старой еловой хвои.

Увидев живописную картину в купели, первый тут же повернулся к шедшему сзади и прижал палец к губам. Затем подкрался поближе, опустил руку к самой воде и быстро задвигал пальцами. Васильковые глаза полыхнули бирюзовым, и на краю бассейна поднялась невысокая волна, которая метнулась в противоположную сторону. Секунда — и спящего окатило с головой, заливая открытый рот, нос и глаза.

Рыжеволосый взвыл, словно сказочный волчок прошелся зубами по его бокам, и выскочил из воды едва ли не по пояс.

— Гарррруда! Шшшшштоб тебя твои четырнадцать детей в старости одной манной кашей кормили! Шшшштоб крылья у тебя на спине отсохли, а на заднице выросли! — разъяренно шипел, отплевываясь и кашляя, драконий король Мангус Громовержец.

Соколиный правитель в ответ лишь довольно оскалился.

— А ты не дрыхни, разинув рот, посреди леса с кучей крылатой пакости. Змеевертка залетит и личинок отложит, будешь потом в нашем лазарете лечиться, днями и ночами стонать от действий настоек ядовитых, после которых чешуя через неделю осыплется. Тебя, облезлого, девки любить перестанут.

— Вот будет у нас очередная заварушшшка с кем-нибудь, я тебе в драке перья из хвоста повыщщипаю, а потом скажу, шшшто это все злые силы, — буркнул обиженный дракон, выбираясь из воды. Отряхнувшись, он торопливо оделся, присел на камень и со вздохом покосился на седого мужчину. — Рагнар, тебе не кажется, шшшто ты повелителя своего в детстве мало порол? До сих пор не вырос, я смотрю.

Рагнар в ответ только усмехнулся.

— Ты лучше на себя погляди, — фыркнул Гаруда, садясь прямо на землю, в незабудки. — У тебя от взрослого только ворчание, как у Гандальва. Кстати, где он?

— Бороду, небось, перед зеркалом завивает, да побрякушки золотые тряпочкой полирует. Одна же у него отрада в жизни, — ехидно прищурился Мангус, мигом прекратив шипеть и дуться. — Интересно, как он с такой щеткой на морде женщин ласкает?

— Никак. Ему с бородой возиться милее, — ответил сокол, и оба тут же заржали, как жеребцы в конюшнях при казарме.

Рагнар глядел на царствующих особ с умилением, как старый добрый учитель — на расшалившихся подростков. Уголки его рта лишь подрагивали в намеке на улыбку.

— Ты хоть отдохнул немного? — поинтересовался соколиный правитель.

— О, да, — выдохнул дракон. — Спасибо, что пустил полежать в живом источнике. А то сил моих больше нет. Во дворце седьмую неделю дым коромыслом, ни тишины, ни покоя. Еще немного, и точно перееду в ваш столичный лазарет для скорбных разумом!

— Да ладно тебе, это же счастье превеликое. Спасибо бы Илоне сказал. Дом — не дом без детского плача и смеха.

— Да я ж не против, друг! — всплеснул руками Мангус. — Только кто бы думал, что они десятками ежедневно вылупляться начнут? Нас, драконов, меньше полутора сотен, да плюс сотня нянек, что ты из Аквиллариума в помощь прислал. А детей сегодня с утра было триста семьдесят мордочек! Хвала всем богам, большая часть из травянистых и болотных, они с рождения летают и едят сами. Багряных, зеленых и синих девяносто семь, с ними сложнее всего, у них основная ипостась в младенчестве — человеческая. С няньками твоими мы хоть спать начали по ночам, а до этого ужас кромешный был. Откуда у карапузов столько сил верещать и пачкать пеленки? А кто постарше, тем сказки да развлекушечки подавай, да на спине прокати. Я себе грыжу заработаю через пару месяцев, или мозоль на