возникшей проблемы, впервые в широких масштабах применялись табуляторы ИБМ, и через некоторое время “код 1938 года” поддался усилиям американцев. Теперь флот вновь был в курсе обстановки, и объем ежедневного потока информации лимитировала лишь нехватка переводчиков.

В 1938 году произошел инцидент, в результате которого непродуманные действия флота едва не свели на нет все предыдущие достижения американских дешифровальщиков. Управление морской разведки 20-го округа в Сан-Франциско наняло частного детектива С. Гэддиса, прибывшего на японское торговое судно под видом таможенника. При досмотре сейфа капитана он якобы обнаружил наркотики и обыскал каюту, изъяв при этом кодовую книгу торгового флота. Разведчики перефотографировали ее, но японцы приняли серьезные меры предосторожности и немедленно сменили код. Узнавшие об этом армейские криптоаналитики пришли буквально в ужас и потребовали от коллег более не совершать подобных акций, способных заставить противника полностью пересмотреть всю систему безопасности своей переписки.

По мере роста активности японцев американцы перехватывали все больше текстов, закрытых с помощью механической шифровальной аппаратуры. Этот огромный массив исходной информации следовало обработать, а также тщательно скоординировать действия разведывательных служб, избегая ненужного параллелизма, особенно в реализации программы “Мэджик” — “пурпурный” шифр. Чтобы исключить дублирование, решено было перехваченные по четным числам японские радиограммы передавать для обработки армейцам, а по нечетным — морякам. Отчасти это объяснялось хронической нехваткой в обеих службах переводчиков с японского языка, а отчасти — все более серьезным вниманием, которое СИС стала уделять германской переписке. Теперь СИС и OP-20-G ежедневно обменивались как полученными исходными текстами, так и результатами их обработки. Программа “Мэджик” — “пурпурный” шифр получила высший приоритет. Дешифровальщикам было приказано не распыляться на вскрытие рутинной переписки, а работать исключительно над важнейшими сообщениями, которые определялись достаточно просто. В 1930-е годы применение самой стойкой из четырех существовавших систем японских дипломатических шифров являлось безошибочным признаком того, что именно этой радиограммой следует заняться особо. Сложившееся разделение труда касалось только дипломатических документов, в своих традиционных сферах армия и флот действовали самостоятельно и не делились данными друг с другом.

Американским криптоаналитикам зачастую невольно помогали их противники, регулярно допускавшие в своей работе грубые ошибки. Неоднократно отмечались случаи закрытия одного и того же, даже не перефразированного сообщения и “пурпурным”, и менее стойким шифром, что способствовало отысканию ключей и дешифровке. Однако главным залогом успеха являлся, конечно, высокий профессионализм специалистов и государственная программа развития этого вида секретной деятельности. Перечисленные факторы позволили к августу 1940 года создать дешифровальную машину для прочтения сообщений, зашифрованных “пурпурной” шифрсистемой, и начать ее производство на орудийном заводе флота. 25 сентября 1940 года зашифрованная “пурпурным” шифром японская радиограмма впервые была прочтена американцами полностью и без искажений. С точки зрения конспирации, полученные совершенно секретные материалы использовались американцами из рук вон плохо. Вероятно, самым вопиющим был июньский эпизод 1941 года, когда отвечавший за передачу в президентскую администрацию дешифрованных по программе “Мэджик” японских документов полковник Руфус Брэттон обнаружил их у помощника Рузвельта по военным вопросам Уотсона. Помимо прочего, Уотсон не входил в список лиц, имевших допуск к информации о проводившейся СИС и OP-20-G операции. Полковник немедленно доложил об этом начальнику военной разведки генералу Майлсу, который распорядился более в Белый дом дешифрованные тексты не передавать. До конца месяца их доставлял президенту специальный курьер ВМС, а за весь июль к Рузвельту не попал ни один текст. В августе система несколько изменилась. Не желавшая иметь дело с исполнительной властью армия передавала дешифровки флоту, и тот выделял особого курьера, который вначале вслух зачитывал президенту тексты, а затем кратко резюмировал их содержание. Давать Рузвельту любые бумаги в руки ему строго воспрещалось. Президент терпел эту странную процедуру до ноября, после чего распорядился немедленно прекратить “спектакль” и вручать ему тексты.

Несколько менее жесткие меры были введены в отношении дипломатического ведомства. Единственным уполномоченным лицом на получение материалов “Мэджик” был государственный секретарь Корделл Хелл, также, как выяснилось, грубо нарушавший установленные правила. Он делал с документов по шесть копий для своих помощников, один из которых, в свою очередь, снимал по четыре следующие копии и раздавал их своим подчиненным в Дальневосточном отделении. На этом этапе система безопасности дала самый серьезный сбой. Оператором мимеографа являлся крайний изоляционист Джозеф Дункан, внимательно читавший оригиналы и делившийся их содержанием со своим другом, находившимся на содержании у германского поверенного в делах Ганса Томсена. В конечном итоге, как уже указывалось, утечка информации о программе “Мэджик” дошла до японцев. К счастью для Соединенных Штатов, в Токио высокомерно проигнорировали сигнал и тем самым лишили себя шанса закрыть свои самые секретные сообщения от чужих глаз.

Японцы периодически внезапно меняли свои военно-морские коды, и каждый раз это весьма настораживало командование флота США. Дело было не только в том, что на определенный период американские моряки лишались возможности знать обстановку у противника. Смена шифрсистем является одним из признаков возможного начала боевых действий, поэтому любая подобная ситуация требует отнестись к ней со всей серьезностью. Одним из таких дней стало 1 июля 1939 года, когда в ответ на введение нового оперативного “кода 1939 года” Соединенные Штаты привели свои военно-морские силы в полную боевую готовность. Как известно, тогда боевые действия не начались, и это притупило бдительность американцев в следующий раз, когда 1 декабря 1941 года они вновь лишились возможности читать японскую переписку. Шесть дней спустя авианосное соединение под командованием вице-адмирала Тюити Нагумо атаковало Перл-Харбор.

Через год после начала войны в Европе криптографические службы США и Великобритании попытались установить сотрудничество. До октября 1940 года научно-техническое взаимодействие этих стран в военной области включало в себя практически все новинки, включая радарные технологии. Черчилль умолчал лишь о программе “Ультра”, не только из-за сверхсекретности этой операции, но и ввиду убежденности в том, что американцы не могут предложить взамен ничего аналогичного. Однако после того, как британский премьер убедился в ошибочности своего мнения, в ноябре 1940 года родилось секретное соглашение, предусматривавшее “полный обмен криптографическими системами, криптоаналитической техникой, пеленгаторами, оборудованием для радиоперехвата и другими техническими средствами связи, имеющими отношение к дипломатическому, военному, военно-морскому и авиационному ведомствам Германии, Японии и Италии”[430]. В рамках этого соглашения американцы планировали отдать англичанам две из семи имевшихся у них в наличии “пурпурных” машин, две “красные”, а также огромный массив документации, включая собственное руководство по военно-морской радиоразведке, об “Ультре” же англичане по-прежнему умалчивали. Неравноценный обмен сильно поразил эмоционального Фридмана и пошатнул его и без того слабое здоровье. В довершение он должен был возглавить миссию в Великобританию и собственноручно передать