class="p1">— Дело в том, что вы с Христом в каком-то смысле коллеги... я имею в виду, он тоже был учитель, правда, преподавал не зельеварение.

— Многовато вы про меня знаете...

— Но это всё, что мне известно, не тревожьтесь, — Саймон успокаивающе поднял ладонь. — Так вот, Иисус был учителем, и учил он делу, на первый взгляд, незамысловатому: умению быть человеком. Он ходил из города в город, говорил на рынках, в харчевнях... Со временем у него появились ученики — немного, около дюжины. Умение быть человеком не приносит ни богатства, ни почестей, это скучно, утомительно, и потому за ним мало кто пошел. Но те, кто пошли, понимали, что меняются и стать прежними уже не смогут. Некоторые принялись записывать за учителем то, что услышали и запомнили. Часть записей уцелела, но не о них речь. К сожалению, некоторые высказывания при желании можно было истолковать как недовольство существующей властью. А власть во все времена не жаловала недовольных... Нашелся предатель, — при этих словах Северус дернулся, — привел стражу, завязался бой. Да-да, Иисуса нашлось кому защищать, но силы были не равны.

— Одна хорошая «Авада»...

— Быть может, тогда ее еще не знали, ведь дело происходило две тысячи лет назад. Но волшебных палочек ни у Христа, ни у апостолов точно не было. Я могу продолжать?

— Да, конечно... Извините, что перебил.

— Накануне вечером он с учениками пришел в большой город и остановился на окраине. Кстати, дело происходило тоже весной и... скажите, вам сколько лет? О, так вы всего на три года его старше. Что ж, тем понятнее вам должно быть его состояние. И вот, представьте: весна, кругом все цветет, хозяин ночлега расщедрился на хороший ужин, позади долгая трудная дорога... — рассказывая, Саймон увлекся, начал жестикулировать. Глубокая морщина между бровями сделалась меньше, скорбные складки в углах губ исчезли, по-молодому заблестели глаза. — Словом, все замечательно, но вас одолевает страшная тоска. Ваш дар — волшебный ли, божественный, называйте, как пожелаете, — подсказывает, что близится смерть. Вы молоды, вы не хотите умирать, вы не находите себе места, и в этом прекрасном цветущем саду вы просите лишь об одном: чтобы смертная чаша миновала вас...

— Так почему же он не бежал?! — воскликнул Северус.

— Хороший вопрос, — усмехнулся Саймон. — Тем более сад не охранялся, а двое учеников, что пошли с ним, благополучно заснули на травке. Тем не менее он остался. И не сопротивлялся в дальнейшем. Почему? Возможно потому, что умение быть человеком подразумевает, кроме прочего, способность стыдиться. Нет, не только тогда, когда окажешься на людях без штанов. Человек стыдится предательства и лжи, и если бы Иисус бежал тогда, это означало бы, что он предал свои же слова и лгал ученикам. Думаю, он не смог бы жить, неся в себе столь великий стыд.

Красно-синие тени на полу удлинились. По дороге у кладбища прогрохотала какая-то шумная магловская машина, и этот звук вернул Северуса к действительности.

— И все-таки одно мне по-прежнему неясно: почему Иисус не освободился после того, как его распяли? Не вижу в этом никакого предательства. Явился бы ученикам во всей славе...

— Скажите, — помолчав, ответил Саймон, — вы помните имена тех ведьм, что ради забавы горели на костре? Чем они вообще замечательны кроме сего факта?

— Кажется, одну из них звали Аделина или Венделина... И ничем особенным она не отличалась. Кроме любви к кострам, разумеется.

— Очевидно, требуется умереть по-настоящему, чтобы тебя запомнили надолго, и не как волшебника, обожающего процесс распятия, — Саймон словно размышлял вслух. — Тогда и последующее воскресение будет чудом, а не фокусом...

Тень с пола переползла на боковину скамьи, выходящей в проход. В косых лучах солнца кружились пылинки. Громко скрипнула входная дверь.

— Мне пора идти, — спохватился Северус. — Не скажу, что вы убедили меня, отец Саймон, но благодаря вам на некоторые вещи я взглянул по-новому. Спасибо.

— Убеждают проповедники, а мы с вами просто беседовали, — киприанит выпростал из рукава ладонь и протянул для рукопожатия, — если что, вы всегда сможете найти меня здесь, профессор Снейп.

В Хогвартс Северус вернулся на закате. В мягком вечернем свете камень стен словно согрелся, и замок уже не напоминал склеп. Грандиозный, суровый — и такой уязвимый изнутри. Там ждет старик — полумертвый, но по-прежнему властный, ждет обреченный мальчик, которого нельзя спасти. Нет ни приказа, ни сделки, ни угрозы. Нет ограды у сада, беги, куда пожелаешь... Северус сжал ладони в кулаки: попробуйте-ка подступиться с гвоздями!

А потом рванул входную дверь и по обыкновению быстро зашагал в родные слизеринские подземелья.

* * *

— Тонкс?! Ты что тут делаешь?

— Патрулирую коридоры, професс... Северус, — в доме на Гриммо Снейп был для Нимфадоры просто одним из орденцев, но в школе вчерашняя студентка то и дело прорывалась сквозь облик боевого аврора.

— Одна на весь замок? — хмыкнул Снейп.

— Разумеется, не одна, — огрызнулась Тонкс. — Все деканы дежурят, между прочим. Тебя искала профессор МакГонагалл.

— Если я потребуюсь Минерве, она знает, где меня найти. Кстати, на входной двери Запирающие чары ты ставила? Теперь понятно, почему они не сработали.

Нимфадора проводила черную мантию неприязненным взглядом, ворча насчет много возомнивших о себе хамов.

В деканском кабинете Пивз занимался кропотливым делом: аккуратно разрывал длинные свитки ученических работ на несколько равных частей, складывал из них бумажных лягушек и щелчком пальца отправлял в пустую кружку на полу. Часть фигурок не долетала до цели или промахивалась. Пивз изменял угол наклона лапок, приподнимал или опускал корпус. Работа требовала сосредоточенности и хорошего глазомера.

— Эй, перестань махать! — возмутился он, когда вошел декан, подняв сквозняк.

Снейп присмотрелся к разбросанным на полу лягушкам.

— Другой бумаги не нашлось, конечно. Немедленно возвращайте контрольные на место.

— Не нуди, — ловкие пальцы так и мелькали, очередной прыгун рождался из белого листка прямо на глазах. — Вот разберусь, отчего недолет и перелет, тогда и верну.

— Просто надо сильнее пинать их. Ну, или слабее, если пролетают мимо.