работу осуществляли органы военной контрразведки, а позднее она была поручена Отделу военной цензуры ГРУ ГШ КА. Гласному политическому контролю подлежала вся корреспонденция частей армии и флота, в ходе которого по оперативным заданиям военной контрразведки отбирались письма и проводились другие мероприятия, по почеркам выявлялись авторы анонимных антисоветских документов, а также производился выборочный контроль корреспонденции.

Огромный объем корреспонденции заставлял органы военной цензуры работать в крайнем напряжении, что зачастую провоцировало халатное отношение их работников к проверке и технической обработке почтовых отправлений. Наиболее характерные случаи перечислялись в директиве НКВД СССР № 386 от 12 сентября 1942 года: “В работе органов военной цензуры имеют место крупные недостатки. Работники военной цензуры при вскрытии и заделке конвертов часто срезают на адресах номера почтовых полевых станций или забивают их грифелями военной цензуры, в результате чего многие письма бойцам и командирам Красной Армии и Военно-Морского Флота не доставляются вовсе. Известны случаи, когда при проверке письма перепутываются и вкладываются в конверты, не принадлежащие получателю и отправителю. Из корреспонденции теряются пересылаемые фотокарточки, документы, а иногда и сами письма. Нередко адресатам доставляются письма, изрезанные на куски или приклеенные к конвертам так, что прочитать их становится невозможным. Тексты в письмах зачеркиваются или чрезвычайно небрежно и грязно, или настолько слабо, что легко прочитываются. Цензорские штампы с грифом “Просмотрено военной цензурой” часто накладываются нечетко, так что трудно установить, где и кем проверялось письмо. В то же время имеются факты пропуска политически вредных писем и даже фашистских листовок”[351].

Перечисленные недостатки в военной цензуре являлись, безусловно, прискорбными, но не фатальными, поскольку органы ВЦ действовали на основании правовых актов, и скрывать их существование не имело смысла. Иначе обстояло дело в тыловых областях. Юрисдикция военной цензуры не распространялась на обычную переписку граждан, которая, тем не менее, по-прежнему перлюстрировалась в нарушение закона, гарантировавшего тайну почтовой переписки. 14 апреля 1943 года в НКГБ появилось отдельное ответственное за ПК структурное подразделение (отдел “В”), организованное на базе отделения 2-го спецотдела бывшего НКВД СССР. Практически перлюстрация осуществлялась пунктами, обычно расположенными в зданиях городских почтамтов, в которых все письма проходили сортировку перед отправкой. Они были настолько засекречены, что даже прибытие на работу их сотрудников происходило по графику в различное, строго определенное время. Все цензоры, оперуполномоченные и руководство пунктов ПК относились к негласному штату, имели легендированные места работы и давали строжайшую подписку о неразглашении как самого факта существования политического контроля, так и сохранения в тайне информации, извлекаемой из просмотренных писем. Численность персонала типового пункта в областном центре достигала 80 человек, из которых 50–60 являлись цензорами, то есть просматривали корреспонденцию, 7—10 работали в группе “Вскрытие” и ведали, как явствует из ее названия, вскрытием конвертов, 3–5 занимались техническим исследованием на предмет обнаружения микроточек, следов тайнописи, применения тайнописной копировальной бумаги (ТКБ) и дактилоскопических отпечатков в случае необходимости, а 6–8 входили в группу “Списки” и отбирали письма в соответствии с указаниями оперативных работников и общими требованиями. Последняя группа являлась наиболее засекреченной, остальному персоналу было запрещено даже общаться с ними. Технически процесс перлюстрации начинался в общем зале сортировки писем, которые складывались официальными работниками почтамта и передавались через специальное окошко в группу “Списки”. Непосвященные воспринимали это как обычную передачу писем на отправку. При отборе почтовых отправлений сотрудники группы “Списки” руководствовались контрольными (сигнальными) карточками контрразведки, а также определенными принципами: “В первую очередь отбирались анонимные письма, письма без обратного адреса, с адресом, напечатанным на машинке, письма, отправленные на “до востребования”, заказные письма с искаженным почерком или, наоборот, написанные чересчур четко либо печатными буквами, или заклеенные самодельным клеем. Если вместо фамилии отправителя стояла закорючка, это уже считалось подозрительным, и письмо… отправлялось на проверку”[352]. Попытки обмануть бдительность службы ПК, о существовании которой граждане СССР почти поголовно хотя и не знали, но догадывались, как правило, проваливались. Например, тщательнее других проверялись письма, опущенные в почтовые ящики не в тех городах, где проживали их отправители. Находившиеся в списках контроля авторы писем могли пользоваться вымышленными именами и подставными адресами, но это не изменяло их почерков и только влекло за собой еще более тщательное исследование корреспонденции. Особое внимание цензоров привлекала многопочерковая двусторонняя переписка, при которой на один адрес поступали письма различных лиц с одного обратного адреса. Кроме работы по перечисленным демаскирующим признакам, по утвержденному графику периодически проводились сплошные выборки писем из одного района, с одного предприятия, от одной социальной группы, и так далее. Контроль их содержания позволял проанализировать настроения конкретного контингента, на основании чего готовились спецсообщения в соответствующие УНКГБ по темам: “Международное положение СССР”, “Внутреннее положение СССР”, “Высказывания, порочащие советский общественный и государственный строй”, “Анонимные письма, листовки, лозунги”, “Религиозная пропаганда” и другие. В международном отделении почтамта почта для вскрытия не отбиралась, а проходила сплошной контроль. Указанной проверке не подлежали только письма в партийные органы и редакции газет, поскольку предполагалось, что их получатели достаточно политически компетентны, чтобы дать им оценку самостоятельно, без помощи службы ПК.

Отобранные почтовые отправления поступали на техническую обработку в группу “Вскрытие”. В распоряжении ее персонала имелись специально изготовленные из нержавеющей стали парогенераторы непрерывного действия, дававшие равномерную тонкую струю пара. Письма, в обиходе ПК именовавшиеся исключительно “документами”, укладывались на решетку и марлевую подкладку, после чего их клапаны отгибались с помощью одной или двух тонких костяных палочек. В случае заклейки конверта не фабричным, а каким-либо иным клеем, существовал риск повреждения письма, которое в этом случае уничтожалось. Непреложным правилом ПК являлось недопущение разглашения самого факта его существования, поэтому следовало исключить любые признаки, способные вызвать у получателя подозрения в возможном вскрытии корреспонденции. В особенности это касалось возможных контрольных писем иностранных разведок или подпольных организаций.

Лишь после этого цензоры получали доступ к письмам, к моменту их прихода на службу уже распечатанным и сложенным на рабочих столах. Столам полагалось быть абсолютно пустыми и чистыми, чтобы исключить риск загрязнить “документы” и оставить следы совершенных над ними операций. Проверка каждого письма занимала в среднем от 2 до 4 минут, после чего его полагалось отправить в одну из ячеек с надписями: “для оперативного использования”, “для химической проверки” и “до выяснения”. По каждому из просмотренных писем составлялся краткий меморандум, в котором указывались данные отправителя и получателя, кратко излагались интересующие места из его содержания, а затем проставлялся соответствующий литер по принятому решению. “А” означало возврат корреспонденции на почтамт для дальнейшей отправки по назначению, а “К” — конфискацию. В этом случае либо на отправителя или получателя оформлялось