– Не слышали они… Естественно! – фыркнула Алла и ехидно поинтересовалась: – Я не помешала?

– Нет… – ответили оба в унисон, переглянулись.

Малявка опустила длинные ресницы и, держа в кулаке большой палец другой руки, крутила его, крутила… Федька тоже беспрестанно поглаживал свою прическу зэка, поглядывая то на мать, то на… любовницей назвать это цветастое несчастье язык не повернется.

– Может, чаю? – предложил смущенно сынок, словно мама нежданно-негаданно заглянула к молодоженам, а они теперь не знают, чем занять дорогую гостью.

Алла яростно дымила. Малявка крутила палец, словно овца безобидная. А Федька, не дождавшись согласия матери, усадил Майку на стул и принялся неуклюже ухаживать за женщинами, выставляя из шкафа чашки с блюдцами, сахарницу…

– А, черт!..

Его попытка поймать крышечку, слетевшую с сахарницы, разбилась вдребезги, собственно, как и сама крышка, упавшая на кафельный пол. Федя суетливо, кое-как, собрал веником на совок кусочки фарфора, при этом «несчастье» на стуле двигало коленки в стороны, подняв их высоко, чтобы парню не мешали ее тонкие ножки подметать. А веник взять в руки не догадалась! Вся в папочку.

В чашках дымился чай. Пили только Майка и Федька, который отхлебывал громко, оба не поднимали на Аллу глаз. А ей что-то мешало объяснить: секс – после восемнадцати, а до – разврат. Да их убить мало! Обоих!

– Та-ак… – протянула она. Заметив, как оба шкодника ниже опустили головы и покосились друг на друга, Алла решительно начала: – Федя!.. Подай коньяк.

Струсила! Потому что боится. Да, боится потерять этого дурака. Фу, как противно!

Федька вскочил, свалив стул. Майка тут же вспорхнула и поставила стул на место. Сын угодливо налил в рюмку коньяку, даже лимон достал из холодильника – закусить маме, чего с ним раньше не случалось, ибо он привык, чтоб ему прислуживали. Алла выпила рюмку одним глотком, поплелась в свою комнату, но вдруг вернулась и выпалила с болью и слезой в голосе:

– Если она забеременеет, тебя посадят!

– Нет! – переполошилась Майка. – Мы предохраняемся…

– О, боже… – застонала Алла, уходя из кухни.

* * *

Рабочий день давно закончен, а в кабинете Ларисы царила унылость, возникающая, когда в работе образовывается тупик, знакомый каждому человеку. Валюша чертила на листе абстрактные узоры, у раскрытого окна курил Руслан. На подоконнике неплохо обосновался Виталий, он ограничился чаем, которым здесь потчевали в избытке. Озабоченная Лариса вертела в руках линейку, находясь на своем законном месте, именно ей принадлежала инициатива собраться на десять минут, выработать стратегию и… ничего в голову не пришло. Никому. Два часа вылетело в трубу, и Виталий застрял здесь, заехав за своей ненаглядной.

– Ребята, – поставив пустую чашку на стол Ларисы, нарушил затянувшуюся паузу он, – вам остается сходить к гадалке и погадать на картах.

– Не смешно, – строго бросила ему Лариса.

– Согласен: не смешно смотреть на вас, – парировал Виталий. – Вы ничего не высидите, потому что у вас нет главного – улик, хотя бы косвенных. Нет даже намека на улики! А свидетелей зря ругаете. Люди не готовы видеть смерть, но у них на глазах машина убивает пешехода – у свидетеля вследствие этого события шок. В таком состоянии человек не может отдавать себе команды: беги за машиной, смотри на номер, запомни. Это под силу людям с мощным волевым началом.

– И что ты предлагаешь? – вяло поинтересовался Руслан.

– Ждать, когда «шутники» допустят ошибку…

– Ждать, чтоб еще убили человека? – позволила себе робко задать вопрос Валюша.

– И возможно, не одного, – развел руками Виталий. – Но ошибки допускают все, рано или поздно и «шутники» допустят.

– Это жестоко…

– Валенсия, это та сторона жизни, которая становится нормой, поэтому привыкай. Мне бы тоже хотелось жить в адекватном обществе, в котором подонки не водятся. Но приходится мириться и остерегаться уродов с пистолетами, ножами или просто со злобой. Услышьте меня: вы никогда не вычислите, в каком месте они появятся. И на все пешеходные переходы не поставите наблюдателей. Пока вы бессильны. Вам помогли бы камеры слежения, но – увы! Там, где есть камеры, ублюдки не появляются. Остается ждать улик. А сейчас предлагаю разойтись, шибко кушать хочется.

Лариса не шевельнулась, она готова жить на работе, не есть и не пить, это ее рвение достойно уважения, но Виталику хотелось бы стоять на первом месте. К его радости, Руслан согласился с ним:

– Да, Лара, мы сейчас придумываем, как найти «шутников», это не метод следствия. Завтра я встречусь с парнями, что устраивают игру «Дозор», пока только на них надежда, ведь они разъезжают ночами по городу, может, что-то видели. Поехали, Валенсия, отвезу тебя.

Валя быстро собралась, в кабинете после их ухода стало не только просторней, свободней тоже, а свобода – понятие более ментальное, чем физическое, уверен Виталий. Он помог Ларисе надеть пальто, развернул ее к себе и поцеловал в губы – соскучился. Она приняла поцелуй, правда, неактивно и ненадолго, высвободилась из его рук и отошла к своему столу за шарфиком. Виталий не на шутку разозлился, высказался резко, пожалуй, впервые за время их близких отношений:

– Давай договоримся на берегу: работу будем оставлять за порогом нашего бунгало.

– Но мы еще на работе.

– Знаешь, я не хочу днем и ночью зависеть от убийц и трупов, какое-то время должно принадлежать мне. И ты должна отдавать это неприкосновенное время мне, как я отдаю его тебе.

Лариса набросила на шею легкий и длинный шарф, казалось, ее не тронуло справедливое возмущение Виталика. А его задел холод со стороны любимой женщины, она это заметила, только не было сил и желания плясать перед ним на задних лапках. Получается, она не имеет права отдавать себя делу? Это он перегнул палку. Но чтоб не усугублять конфликт, Лариса устало произнесла:

– Ладно, не дуйся. Идем?

– Я не дуюсь… – пожав плечами, буркнул Виталий.

Он недоумевал: почему Лариса не понимает таких простых вещей? Абстрагироваться от работы нужно обязательно, дать отдохнуть голове, отвлечься и уж ни в коем случае не навязывать близким паршивого настроения. От высказываний он воздержался, чтоб не закончить сегодняшний день банальной ссорой, способной испортить жизнь на несколько дней. В коридоре, облокотившись плечом о стену, наблюдал, как Лариса с неохотой закрыла кабинет, выглядела она утомленной. Когда оба шли по коридорам, она вспомнила, что почти жена Виталику, однако еще не жена. До нее дошло: потерять его будет легче, чем завоевать, и уже поглядывала на него с беспокойством.

– Прости, Виталька, – заговорила Лариса, но он молча шагал и даже не взглянул на нее. – Я так мечтала об этой работе… У меня не было шансов попасть сюда, но я здесь, это чудо. Как я представляла: буду высококлассным следователем, никто не сможет раскрыть преступление лучше и быстрей меня… На деле же я ничего не умею, а тут еще Петрич сегодня орал на нас…