– Мне нет надобности соглашаться с тобой насчет Бога, – ответил Зумурруд, – насчет его природы и даже насчет того, существует ли он. Это меня не интересует и не заинтересует впредь. В Волшебной стране мы не рассуждаем о религии, наша жизнь совершенно чужда земной жизни и, я бы сказал, далеко ее превосходит. Вижу, ты и в смерти остался придирчивым ханжой, так что избавлю тебя от подробностей, хоть они и весьма сочны. В любом случае философия может заинтересовать разве что педантов, а теология – зануднейшая сестра философии. Оставляю все эти снотворные темы тебе, тешься в пыльной могиле. Но что касается твоего желания, я не просто принимаю его как приказ – я с радостью повинуюсь. С той оговоркой, что, поскольку ты требуешь от меня множества действий, а не одного, таким образом я целиком расплачусь по всем трем желаниям.

– Согласен, – отвечала пустота, что была Газали.

И если бы мертвые могли хихикать от удовольствия, то мертвый философ захлебнулся бы злорадным хохотом. Джинн это почувствовал (джинны порой весьма чутки).

– Чему ты радуешься? – спросил он. – Повергнуть ничего не подозревающий мир в хаос – разве это веселая шутка?

Газали в тот момент размышлял об Ибн Рушде.

– Мой оппонент, – сообщил он Зумурруд-шаху, – бедный глупец, убежденный, что со временем люди отвернутся от веры к разуму, вопреки всем неточностям рационального мышления. Я же, что очевидно, придерживаюсь иного мнения. Я много раз одерживал над ним верх, но спор продолжается. А в борьбе умов замечательное преимущество – обладать секретным оружием, придерживать в рукаве туза, старший из козырей хранить до удобного момента. В данном случае, могущественный Зумурруд, моя главная карта – ты. И я предвкушаю скорое смятение этого глупца, а далее – неизбежное поражение.

– Философы – те же дети, – заметил джинн. – А я малолеток не люблю.

И он с презрением удалился. Однако наступит время, когда он добровольно вернется к Газали, послушать, что скажет прах философа. Наступит время, когда он перестанет презирать религию и Бога.

Примечание касательно Забардаста. Он тоже однажды поддался на уловки смертной колдуньи, что показалось ему более унизительным, чем попасть в плен к волшебнику мужского пола. Те, кто изучает подобные вопросы, полагают, что это могла быть та самая ведьма, которая упоминается в Артуровом цикле, коварная Фея Моргана, которая возлежала на ложе инцеста с родным братом, а также захватила Мерлина и заточила его в хрустальной пещере. Такую историю мы слыхали от некоторых рассказчиков, а сами не можем сказать, насколько она соответствует истине. К тому же не сообщается, каким образом он освободился. Известно, однако, что Забардаст взрастил в своем сердце ненависть к человечеству, ничуть не уступавшую ярости Зумурруда, но гнев Зумурруда был пламенем, а ненависть Забардаста холодна, как полярный лед.

В те дни, дни небывалостей и последовавшей за ними Войны миров, президентом США был необычайно интеллигентный человек, красноречивый, вдумчивый, умеренный в слове и деле, хороший танцор (хотя в этом он уступал жене), медленный на гнев и скорый на улыбку, верующий, но также считавший себя разумным и последовательным человеком, красивый (разве что уши несколько оттопырены), двигавшийся легко, словно реинкарнация Синатры (от пения при этом он воздерживался), дальтоник. Он был практичен, прагматичен, обеими ногами стоял на земле. Соответственно, ни малейшей возможности адекватно реагировать на вызов, который бросил миру Зумурруд Великий – на вызов ирреальный, непредсказуемый, монструозный. И, как уже сказано, Зумурруд явился не один, а с немалыми силами – тут и Забардаст Колдун, и Сверкающий Рубин, Властитель Душ, и Раим Кровопийца с остро заточенным языком.

Раим сыграл выдающуюся роль в первых налетах на Землю. Ночной метаморф, в обычном своем дневном состоянии он выглядел маленьким, не стоящим внимания, темнокожим и толстозадым джинном, но если удавалось пробудить его от привычного (вызванного араком) ступора, под покровом темноты он превращался в невероятных размеров клыкастых тварей – наземных, морских и воздушных, женского пола и мужского, и все они жаждали человеческой или звериной крови. Возможно, этот Джекилл и Хайд среди джиннов, первый из подобных духов, упомянутых в исторических хрониках, вызывавший отчаянный страх всюду, где он появлялся, единолично вдохновил все вампирские истории на свете, и японскую легенду о Гаки, кровожадном трупе, который мог прикидываться живыми мужчинами и женщинами и разными животными, и легенду о филиппинском Асванге с длинным языком-трубочкой, он часто принимал женское обличье и предпочитал высасывать кровь из детей; в Ирландии Деарг-Ду, в Германии Альп, в Польше Упырь с языком в шипах, подлое создание, принимающее ванну из крови, и, конечно же, трансильванский вампир Влад Дракула, то есть «дракон», о нем большинство читателей и кинозрителей уже имеют некоторое (по большей части неточное) представление. В начале Войны миров Раим отправился в океан и бессолнечным днем поднялся из Зимней Гавани и проглотил стейтайлендский паром. Волна ужаса прокатилась по городу и за его пределы, и президент выступил по телевидению, стараясь успокоить свой народ. В тот вечер даже этот самый внятный из высших должностных лиц был мертвенно-бледен и растерян, привычные его штампы: мы не успокоимся, пока не; ответственные за это будут; горе тому, кто причинит ущерб Соединенным Штатам; будьте уверены, сограждане американцы, это преступление будет сурово отомщено — звучали бессильно и жалко. У президента не имелось оружия для отражения такой атаки. Он сделался повелителем пустых слов – как все они, как прежние президенты, уже очень, очень давно. Но от него мы ожидали большего.

А Сверкающий Рубин, второй из трех могущественных помощников Зумурруда, был, по его собственному мнению, величайшим из джиннов-шептунов (хотя надо сказать, что Колдун Забардаст, по его собственному мнению, далеко превосходил Сверкающего Рубина: трудно преувеличить самомнение и взаимную ревность великих джиннов). Сила Сверкающего Рубина заключалась в умении сначала смутить человека, нашептав ему в сердце, а потом овладеть его телом, подчинить волю и принудить к ужасным, унизительным или саморазоблачительным – или все три в одном – поступкам. Сначала, когда Дэниэль Арони, супербосс самой могущественной в мире негосударственной финансовой организации, повел себя как безумец, никто не догадывался о присутствии внутри него Сверкающего Рубина, никто не понимал, что Арони буквально одержим. Лишь когда Рубин оставил тело «Мака» Арони после четырех дней пребывания в нем и жалкий осколок человека распростерся, будто сломанная марионетка, на покрытом дорогим ковром полу огромного холла на вершине корпоративной штаб-квартиры, тут-то наши предки все поняли. Джинн, длинный и тощий – худой настолько, что исчезал с глаз, когда поворачивался боком, – прыгал и скакал вокруг павшего титана мировых финансов.

– Всех денег мира вам не хватит, – кричал джинн. – Все золото в ваших мешках, людишки, не спасет вас из моих когтей.

Трейдеры на всех шести просторных этажах самой могущественной в мире негосударственной финансовой организации проливали обильные слезы и тряслись от страха, видя, как образ их валяющегося в обмороке руководителя мерцает, словно предвестие рока, на сотнях гигантских плоских мониторах с высоким разрешением. Призванный Зумурруд-шахом выполнять волю покойного философа Сверкающий Рубин отлично справлялся с порученным делом.