последнюю, а она молчала и терпела. Ни звука, кажется, не произнесла.

Время останавливается. Я с женой в одной палате. Слышу ее ровное дыхание, а также датчики приборов. Кажется, что худшее позади, но в этот момент меня словно живьем режут на мелкие куски от боли. Заставляю себя подняться. Хочу за руку ее взять, но не могу. Не позволяю себе. Одергиваю руку.

Выхожу с палаты. Дышать становится трудно, даже закурить не могу, роняю сигарету на асфальт. Что я наделал. Своими руками все поломал, исковеркал, сжег. Мне нужно найти автора этой лжи чтобы закончить все, хотя теперь я понимаю, что мой персональный ад только начинается.

Не помню, как до дома добираюсь, действую чисто на инстинктах. На дворе уже давно рассвело, а я глаз не могу сомкнуть. Закрываюсь в своем кабинете от всех, даже от себя. Хочется нажраться, но не могу сделать даже этого.

Больше трех лет прошло, а я все еще верил в эту ложь. Отчаянно и беспрекословно верил. Не слышал ту, что правду мне говорила, она оказывается, ни разу не соврала мне. Не шлюха Даша никакая. Я должен был это и так понять по тому, как она вела себя. Как моих прикосновений боялась, хоть я и был ее мужем когда-то. Теперь даже не представляю, как трону ее снова, особенно после последнего нашего секса.

Звонок телефона заставляет вырваться из ада мыслей.

– Говори.

– Дарина пришла в себя. Можете приехать? Она уже вставать собирается. Очень за дочь переживает. Не хочу ей снова успокоительное колоть. Слишком слаба.

Хирург Дарины. Собственной персоной набирает с личного номера. Покупка нового оборудования для операционных даром не прошла.

– Еду.

На выходе из дома проверяю кнопку, тихо отворив дверь. Сопит на боку, нянька на кресле рядом сидит. Вроде порядок.

Снова еду в больницу, уже как на работу. На входе в отделение встречает врач. Нервный какой-то, и мне это не нравится.

– Как она? – Физическое состояние уже не критичное, однако психологическое…Плохи дела. Пока дали немного успокоительного, но все равно она очень переживает за дочь. Да и в целом, состояние похоже на нервный срыв.

– Понял. Спасибо, док.

Сую ему пачку крупных купюр в карман. Не будут лишними.

Накидываю халат и захожу к Дарине. Она лежит на кровати, все также в трубках и приборах обмотанная. Маску с ее лица, к счастью, уже сняли, но в носу кислородная трубка красуется. Мне больно видеть ее такой, тем более, что я отлично понимаю – без моей помощи тут тоже не обошлось.

– Как ты?

Как только меня видит, отворачивается. Замечаю слезы в ее глазах. По вискам прозрачными крупными каплями стекают с красных глаз. Говорить не хочет, снова, а точнее, все еще.

– Врач сказал, что ты встать пыталась. Не дури, полежи пока. Хоть пару дней. Потом домой заберу.

Снова молчит, и меня это бесить начинает. Вижу, как ее взгляд падает на фото, которое я тут ночью оставил. Черт!

– Даш, я знаю правду. Мы поговорим, но позже. Не сейчас.

Смотрю прямо на нее, а она губы поджимает, взглядом вперилась в пол. Обидел я ее. Сильно. Сжимаю кулаки.

Уже выйти хочу, как меня ее голос останавливает. Хриплый и тихий.

– Моя дочь…где она?

Усмехаюсь. Она и правда думает, что я мог кнопку оставить в ее отсутствие?! – Полина дома. Завтра привезу.

Подбираю это чертового фото, руки об него обжигая, и выхожу из палаты. Дарина так и лежит как кукла, молча рыдая, а меня словно на куски режут. Не успокоюсь я, пока автора этого чертового действа не найду. Землю носом рыть буду, но отыщу, суку.

Еду в офис и первым же делом вызываю начальнику службы охраны. Он мне папку подкинул, тогда еще. Теперь же смотрит на меня непонимающим взглядом, а я хочу ему глотку вырвать своими же руками.

– Кто заказал это?

Швыряю ему эти чертовы снимки и документы.

– Что? Я не понимаю вас.

– Кто, мать твою, заплатил тебе за это?! Скажи только сколько, я дам больше. В десять раз.

– Господин Батуров, вы что-то путаете! Мы работаем с вами уже десять лет. Я не при делах.

Поднимаюсь с кресла. Я готов сейчас всадить ему пулю в лоб, если ответов не получу.

– Откуда документы получил, кто передал? Тогда еще, в первый раз.

– На почте вашей обнаружили. Подкинул кто-то.

– Кто? Камеры показали?

– Нет, я ж говорил тогда еще. Дождь был. Фигура подходила в плаще. Не видно ничего, только силуэт, и то, не четко.

– Скинь мне эту запись. И еще, кто на подлинность фото проверял?

– Максим, айтишник. Он уже три с половиной года как не работает с нами. Уволился по собственному.

– Найди мне его. Срочно.

– Есть.

Когда один в кабинете остаюсь, понимаю, что все равно что-то не сходится. Слишком красиво. Не бывает такого. Хожу как загнанный зверь по комнате, истошно вспоминая, кому мог дорогу перейти. Ха, да тут сотни вариантов, выбор бесчисленный, однако кто, кто мать его, так жизнью не рискует?!

Никакого шантажа или улик. Они просто хотели, чтобы я поверил в эту ложь! Если фото оказались фейком, то в том, что документы тоже сфабрикованы, даже не сомневаюсь. Это значит…Поля. Моя. Дочь. Родная моя, единственная маленькая девочка, которую я…тоже посмел обидеть. Не видел я ни ее рождения, ни первого слова. А все что она видела – лишь холод, болезнь и уставшую, измученную мать.

Сука! Сука!

Со всей дури луплю кулаком по стене, останавливаясь лишь тогда, когда слышу хруст в руке. Треснула кость, как и сердце мое сегодня. Как же больно мне, но не в месте удара, в где-то в груди. Я все просрал. Лично и как нельзя красиво.

По дороге домой приходится заехать в аптеку. Видать, получил все-таки трещину в руке, но мне уже похер. Покупаю эластичный бинт и туго забинтовываю руку. Срастется как на собаке.

У самого порога дома встречает Поля. Но она явно ждала не меня.

– Где мама?

– Я видел ее сегодня. Ей уже лучше. Завтра поедем к ней.

Отмазка плохо срабатывает. Эта крошка хочет маму немедленно.

– Нееет! Мама!

Добрых полчаса уходит на то, чтобы снова успокоить эту малышку с явно не детским характером. Я ношу Полинку на руках, качая ее как умею. Позволяю себе лишь кратко улыбнуться, когда в какой-то момент девочка обнимает меня и сама прижимается, ища тепла и защиты. Кроме мамы она никому не доверяет в этом мире, поэтому такой жест я воспринимаю просто как