Даша, все еще в некотором замешательстве, убрала телефон в сумку. «Что это значит? Кто эти люди? И что означало это подмигивание: он узнал меня или просто заигрывал?»

Так и не придя ни к какому выводу, она направилась к выходу. Времени оставалось в обрез.

Филипп Кервель был бесподобен. Для визита в Москву он выбрал цвета молодого шампиньона: узкие мягкие брюки, сложной вязки свитер, поверх свитера кашемировая накидка. Даже чемоданы и несессер были все тех же нежно-сливочных оттенков.

— Mon cher! Ди-ди! — Главный эстет всех времен и народов, театрально раскинув руки, принялся ее целовать.

Даша с радостью ответила на объятья: месье Кервель относился к той редкой категории людей, знакомство с которыми приятно демонстрировать на публике.

— Как долетели… Фи-фи? — Собачье обращение все еще давалось ей с трудом, но она старалась.

— Mon Dieu, самолеты — это ужасно! Чертовы предвестники ада. — Филипп огляделся по сторонам.

Без сомнения, ему льстили заинтересованные взгляды окружающих. Он улыбался в пространство, говорил чуть громче, чем следовало, и вообще вел себя как звезда первой величины.

— Но что поделаешь, иного способа путешествовать пока еще не придумали. — Он посмотрел на Дашу. — А как вы себя чувствует? Мне кажется, вы немного бледны… Это воздух? — И опять его мысль скакнула в сторону. — Как вы полагаете, здесь можно найти хорошую кухню? Я не стал брать с собой повара, это могло бы сделать нас заметными, n'est pas?[9]

Даша смотрела на француза диковатым взглядом. Она попыталась представить предстоящее расследование в окружении свиты из нянек и поваров. Тогда Полетаев от нее точно отстанет.

— Здравая мысль, cher[10]Фи-Фи, — выдавила она. — Полагаю, какое-то время мы сумеем обойтись без повара. — И кивнула на тележку с тремя внушительными чемоданами и несессером. — Надеюсь, это весь ваш багаж?

Филипп расстроенно скуксился:

— Увы. Я долго думал, даже советовался с маман… — Он сдержанно вздохнул. — И решил взять с собой только самое необходимое.

— Необходимое?

Интересно, что он подразумевает под этим.

— Ну, может быть, пара вечерних туалетов… — Взгляд француза стал просящим, он подозревал, о чем думает его спутница. — Ведь может случиться оказия…

Даша действительно размышляла о том, как бы заставить Кервеля избавиться от лишнего барахла. Мало того что багаж занимает слишком много места, так на вечернем одеянии экстравагантного флориста вместо пуговиц могут запросто оказаться, например, сапфиры, и в этом случае — можно даже не сомневаться — их вырвут у него вместе с позвоночником.

— Мне очень жаль, но в дальнейшем вам придется брать с собой только один чемодан.

— Но там не поместятся даже…

Даша положила руку на плечо цвета молодого шампиньона.

— Тяготы закаляют характер.

Несмотря на слегка подавленное настроение, гостиницу месье Кервель одобрил. Еще бы, ведь Даша постаралась выбрать самую дорогую.

— Очень мило. — Филипп придирчиво осмотрел ванную комнату, спальню и уже с большим воодушевлением повторил: — Очень даже мило. Признаться, не ожидал. А говорят, большевики не приемлют роскоши.

Его анахронизмы время от времени ставили Дашу в тупик. Ведь учитывая возраст месье Кервеля, последний действующий большевик должен был умереть аккурат дня за два до его рожденья. Вероятно, сказывалось воспитание.

— Да Господь с вами, Фи-фи, какие теперь большевики. — Она провела рукой по спинке прелестного орехового полукресла. — Сейчас Москва мало чем отличается от любой капиталистической столицы.

— Вы так думаете? — с сомнением спросил месье Кервель.

— Я в этом просто уверена. Ну вы тут располагайтесь, а я пойду в свой номер. Завтра мы…

— О нет, Ди-ди! — Француз порывисто протянул к ней руки. — Почему вы хотите уйти? Мы же еще ни о чем не поговорили. К тому же, передохнув, я полагал немного прогуляться, думал, вы составите мне компанию. Ах, Ди-ди, не оставляйте меня одного! Оставайтесь ночевать в моем номере…

— Да вы что! — Даша испугалась.

Нет, она не боялась посягательств на свою честь — вряд ли месье Кервеля увлекали дамы — она просто не собиралась быть застигнутой ночью с иностранцем в гостиничном номере: сиди потом, объясняй, кто чей родственник.

— У нас это запрещено.

— У кого у вас? — не понял Филипп.

— В наших… — Она чуть было не сказала «советских». — В наших гостиницах это категорически запрещено.

— Ди-ди, предоставьте это мне. — Голос француза стал немного сварливым. — Ни одна гостиница мира не позволит себе выставить моего гостя за дверь.

Но Даша покачала головой.

— Нет, нет. И не уговаривайте. К тому же вы устали, а завтра у нас много дел, вам непременно надо выспаться.

— Но я не ложусь раньше трех! — Филипп смотрел на нее наивными голубыми глазами.

— Как? — Даша автоматически перевела взгляд на каминные часы.

— Обычно я ложусь в три. Ну в половине третьего.

Даша тут же прибавила еще два часа (разница между Парижем и Москвой) и получалось, что ее названный дядя раньше пяти утра не угомонится.

— Нет, Фи-фи, это совершенно исключено. Вам надо входить в новый режим. Если вы собираетесь гулять по ночам, а днем отсыпаться, мы вряд ли добьемся…

Но месье Кервель не дал ей договорить:

— Мой Бог, да какое имеет значение, когда именно мы будем проводить наше расследование? Кстати, вы еще должны попробовать тирамису. — Он достал из сумки красиво упакованную коробку. — Я все пытался угадать: вы просто захотели полакомиться или это был отвлекающий маневр?

Даша обреченно опустилась в кресло.

— Отвлекающий маневр.

Месье Кервель многозначительно подмигнул:

— Я так и думал.

После необходимого получасового сна, вызванного тяжелой дорогой из Парижа в Москву, Филипп заказал себе легкий ужин, состоящий из красных фруктов, небольшого лобстера и черной икры. От устриц и вина — после продолжительной беседы с официантом — он решил отказаться, предполагая, что их качество может его не удовлетворить.

Даша воспринимала выкрутасы француза без раздражения. Пока месье Кервель почивал, она наслаждалась лакомством из Парижа и ощущала себя почти счастливой. Кроме того, опыт общения с Полетаевым несколько приучил ее, что снобизм не порок, а просто такой способ общения с миром.