Вера, милая, ласковая Вера, в своем скромном алом платочке, старомодном черном жакетике, плиссированной черной юбке и хромовых сапожках. Вера, всегда так храбро и безропотно переносившая испытания и невзгоды этого тяжелого времени… Да, она была достойной подругой Богомаза. Она совсем не походила на наших десантниц. Надя и Алла тянулись за мальчишками, перенимали их манеры. Кроткая, мягкая, застенчивая Верочка никогда не надела бы красноармейские штаны, никогда не попробовала бы закурить или глотнуть самогона, не смогла бы отбрить навязчивого ухажера крепким словцом, но в разведку, на любое опасное дело шла так же охотно, как сорвиголова Надя…

Поборов робость, я подошел однажды к Богомазу.

– Что это у вас? – спросил я, указывая на странного вида оружие, висевшее у Богомаза поперек груди.

– Автомат. Отравленными пулями стреляет… – Блеснули в улыбке крепкие зубы. – Слушок такой у немцев ходит. А по секрету – это СВТ, обыкновенная десятизарядка, как и ваша. – Он любовно погладил самодельную медную рукоять. – Еще в подполье отрезал приклад, спилил шептало, снял щитки – стал стрелять очередями: из полуавтомата получился автомат. Впрочем, зимой приходилось такими ржавыми патронами пользоваться, что кое-кто, возможно, и впрямь заражение крови получил…

– А почему у вас мушка мелом намазана?

– Собственное изобретение. Чтобы ночью можно было вести прицельный огонь. А перед дневным боем, когда солнце, надо мушку подкоптить. Этому меня один старый партизан научил.

К нам подошло еще несколько десантников – Щелкунов, Надя, Терентьев. Мы разговорились, и так получилось, что Богомаз еще раз напомнил нам, как мало у нас опыта.

– Послушайте, ребята! – сказал он. – Как же это вы нашего Бородача потеряли, а? Разве можно было его в селе оставлять, когда все знали, что он коммунист? Золотой был человек! Он ведь все время в лес просился, обещал за себя сколько угодно надежных людей в Дульшичах оставить!..

Нам нечего было возразить Богомазу.

С Богомазом пришли в отряд десять отчаянно храбрых партизан: лейтенант госбезопасности Костя Шевцов, политрук Борисов, лейтенант Василий Виноградов, он же Баламут, и другие. Комиссар прав: все они души не чают в своем командире. Надо им отдать должное: богомазовцы с оружием в руках вели борьбу задолго до того, как наш десант зажег партизанский пожар вокруг Хачинского леса.

Богомаз и его люди не засиживались в нашем лагере. Вместе с нами они громили мелкие полицейские гарнизоны, заканчивая расчистку подлесных районов, отбивали у немцев хлеб и скот, устраивали засады. После того как Богомаз средь бела дня выкрал начальника грудиновской полиции, предателя и палача, Лешка-атаман, искренне и открыто считавший себя величайшим героем всех времен и народов и не скрывавший этого своего убеждения, сказал о Богомазе: «Геройский мужик!» По указанию Богомаза партизаны Самсонова находили новые тайники оружия, связывались с верными людьми в селах и районных центрах, с группами окруженцев, готовых к выходу в лес. С приходом Богомаза оживилась вся боевая работа отряда, а разведку только он и поставил на ноги. Наши разведчики учились у него изобретательности и смекалке.

Богомаз взволновал отряд сообщением: один из его агентов, бывший колхозный активист, член партии Кузенков, поддерживает связь с тремя москвичами-десантниками, у которых погиб командир. И десантники эти имеют радиостанцию и держат связь с Москвой!

– Вот бы соединиться с ними! – сказал Богомаз Самсонову. – Тогда нам не понадобится гонять Бокова к радисту Чернышевича!

– Да вы не понимаете, как это важно для нас! – вскричал Самсонов. – Едем немедленно, сию минуту!

Вместе с Богомазом в Пчельню помчались на командирской бричке Самсонов и Аксеныч, и уже на следующий день партизаны читали свежую сводку Совинформбюро, принятую радистом на Городище. Если десантники были несказанно рады вестям с Большой земли, если Самсонов нарадоваться не мог тому, что имел теперь прямую связь с Москвой и уже не зависел от рации Чернышевича, то какими словами можно передать чувства человека, много месяцев оторванного от Родины, человека, который почти год томился в неволе, узнавал о ходе войны по лживым геббельсовским сводкам, нелепым и противоречивым слухам, который пережил горечь мнимого падения Москвы, мнимого разгрома армии, мнимого крушения государства!

Разведгруппа эта была выброшена на парашютах в район Хачинского леса в начале марта сорок второго года, за три месяца до нас, в составе четырех человек: командира Седова, разведчиков Иванова, Василия Козлова и радиста Ивана Студеникина. Группе не везло с самого начала. Командир разбился – у него не раскрылся парашют. Снег еще лежал в Хачинском лесу, когда разведчики похоронили командира. Легализоваться в Быхове не удалось: документы, изготовленные в Москве, безнадежно устарели. Группа пряталась в холодном и неуютном Хачинском лесу. Козлов, наиболее предприимчивый и смелый член группы, довольно быстро организовал не очень густую агентурную сеть вдоль шоссейной дороги и в городе Быхове, где были взяты под наблюдение аэродром, авиачасти и летная школа. В мае из Старого Быхова прискакал мальчишка-связной с важным известием: вечером на аэродроме приземлилась «тьма-тьмущая огромных самолетов». Студеникин взялся за ключ, и под утро советские бомбовозы уничтожили десятка два пикировщиков.

Вскоре Иванов – как старший по званию он возглавил группу – радировал просьбу группы о выброске ей связного с грузом – оружием, радиолампами и электропитанием для рации. Через несколько дней Студеникин расшифровал ответную радиограмму: связной и груз выброшены минувшей ночью на координаты группы. Прошло несколько дней томительного ожидания – связной на явку не пришел. Тем временем батареи выдохлись, связь с Центром прервалась. И только теперь, в лагере на Городище, разведчики узнали от Богомаза о судьбе связного. Оказывается, он был схвачен полицаями Церковного Осовца и погиб при попытке к бегству, когда его вели в Могилев…

В начале мая к группе Иванова присоединились два военнопленных командира Красной Армии, бежавшие на Украине из эшелона, увозившего их в Германию, – Николай Самарин и Павел Баженов. На всем пути из-под Кировограда до Могилевщины им не посчастливилось встретить партизан. Зато они отобрали у полицаев две винтовки и три револьвера. Случайно натолкнулись эти решительные парни на Иванова в лесу, у хутора Пчельня. Объединившись, Козлов, Самарин и Баженов провели ряд удачных ночных налетов, разогнали полицейских в деревне Куликовке и в селах Бахань и Раги и вооружили трофейными винтовками и наганами всю группу.

Козлов, Баженов и Самарин жили в шалаше в густом ельнике, а Иванов и Студеникин прятались с радиостанцией в Пчельне, где коммунист-колхозник Кузенков выкопал им в своей риге землянку. Через Кузенкова они связались с Богомазом дня через два-три после его прихода в наш отряд, а затем и с нами.

Десантники Самсонова по-братски встретили новую группу. Городище совсем не походило на кузенковскую землянку, в которой еще совсем недавно томился Иванов, и он, пораженный вначале столь внезапной и счастливой переменой в своей судьбе, благодарно взирал на облагодетельствовавших его самсоновцев. Но уже на следующий день своего пребывания в лагере старший лейтенант Иванов, в неизвестно откуда взявшемся у него новом костюме, подтянутый и чисто выбритый, гоголем расхаживал по лагерю, сразу же поставил на свое место мальчишек Самсонова и якшался только с отрядным начальством. В отличие от Иванова, немедленно прописавшего себе, как говорили партизаны, санаторный режим на Городище, Козлов, Самарин и Баженов с головой ушли в отрядную работу. Самые отчаянные смельчаки, ревниво оберегавшие свою боевую славу, почувствовали в них опасных соперников.