командир отряда капитан Голубев, строго оглядел каждого курсанта, попробовал, туго ли затянут ремень на гимнастерке Котомкина-Сгурова, и чеканным голосом, как и в прошлый раз, внушительно напомнил:

— УТИ-4 — тот же боевой истребитель И-16, только с двумя кабинами и спаренным управлением. На этой машине работать значительно сложнее, чем на «уточке». Здесь навыка унте мало — нужно искусство! На ней без искусства грамотно не взлетишь, и ее грамотно не посадишь. Будешь малограмотным в этом деле — запросто поломаешь самолет… — И, помолчав, жестко добавил: — Лейтенант Коршунов, никаких поблажек, каждый должен отработать рулежку до предельной четкости!

Коршунов, как и тогда, стоял перед невысоким Голубевым по стойке «смирно» и говорил: «Слушаюсь!» Котомкин-Сгуров тем временем, подобрав и без того впалый живот, пытался затянуть ремень на последнюю дырку.

А Тимуру вспомнились слова Супруна: «Значит, рулежку еще не проходили. Запомните, ребятки, чтобы удержать этого быстроходного красавца от разворота на разбеге, надо умеючи работать ногами». И Тимур, выходя на занятия, нетерпеливо ожидал своей очереди, а когда она подходила, не теряя ни минуты, спешил подчинить педали тренажера (УТИ-4 со снятой обшивкой на плоскостях) скупым и точным движением ног. Такое занятие и называлось рулежкой. Строптивый истребитель с подрезанными крыльями носился по полю, норовил уйти то в левую, то в правую сторону, однако при быстрой реакции и выносливости уверенно удерживался на прямой.

Изо дня в день усложнявшиеся упражнения по технике пилотирования для одних и рулежка для других требовали большого физического напряжения. В этот период школьной программой предусматривалось проведение с курсантами специального комплекса физических упражнений.

В один из таких учебных дней после все той же рулежки Коршунов объявил:

— Завтра по расписанию с утра физподготовка. В гимнастическом городке с вами будет теперь заниматься физрук пятой эскадрильи старший лейтенант Федоренко…

— Идет, — подсказал Тимуру Степан.

Физрука знали в лицо давно, он вел занятия не только в другой эскадрилье, но и со «старичками», отрабатывая с ними прикладные упражнения. Теперь «старичками» становились они.

— Равняясь… — тихо скомандовал Тимур и, выждав, во весь голос: — Смирно!

Замерли.

Старший лейтенант Федоренко — с приветливыми ямочками-полумесяцами на щеках — приближался к выстроенной в одну шеренгу группе неторопливым шагом, вглядываясь в застывшие лица восемнадцатилетних пареньков. Накануне Коршунов рассказал о своей группе, каждого назвал по фамилии.

— Товарищ старший лейтенант, группа в количестве…

Поздоровавшись, физрук взял журнал и, вызывая каждого, удовлетворенно подумал, что не ошибся в черноглазом — точно, Микоян. Познакомился с остальными. Потом каждого посмотрел в работе на спортивных снарядах. Курсанты выполняли упражнения старательно, как на экзаменах, и Федоренко был приятно поражен высокой физической натренированностью этих ребят, почти мальчиков. Даже самый худенький (тот, что с двойной фамилией и несколько смешной внешностью) работал на снарядах пружинисто и петушисто. Но больше всего физрука восхитил старшина группы. Высокий, стройный, предельно собранный, он выполнял упражнения легко и уверенно.

«Просто мастерски!.. Да и вся группа что надо! Все бы так в школе работали», — подумал Федоренко и приступил к показу более сложных упражнений. Впрочем, начал он с заранее обдуманного вступительного слова. Напомнил, что летчики — люди особого склада, что их профессия сопряжена со скоростными перегрузками и другими особенностями полета, требующими от человеческого организма определенной натренированности.

— Вот, например, вестибулярный аппарат… — сказал он и, сделав паузу, все же подумал: «Не слишком ли книжно объясняю?.. Нет, вижу, слушают заинтересованно». Затем перешел к сути: — Для укрепления вестибулярного аппарата и тренировки глубинного зрения мы с вами отработаем ряд упражнений на специальных снарядах. Особенно полезны упражнения на подкидной сетке — батуте — и прыжки в воду с вышки. Первые — начнем отрабатывать сегодня же, вторые — с наступлением купального сезона…

2

Подошел март, и в военной службе Тимура произошло немаловажное событие: ему пришлось спороть со своих гимнастерок и с шинели гладкие петлицы и нашить иные, такие же голубые, но с красной продольной полоской посередине — старшине группы Тимуру Фрунзе присвоили звание «ефрейтор».

Коршунов перед строем зачитал выписку из приказа по школе и, поздравив своего помощника, пожелал ему с честью нести новое воинское звание.

Размышляя обо всем этом — и о своем очередном звании, и о старшинстве в группе, невольно вспомнил спец-школьный случай, когда он, Тимур, отказался от должности командира отделения, вспомнил и о том, как отреагировал, узнав об этом, Климент Ефремович.

… Однажды военрук капитан Левит в присутствии инспектора спецшкол беседовал с командирами отделений и заметил Тимуру, что он, учащийся Фрунзе, сам учится хорошо, но не придает серьезного значения своей должности командира отделения. Тимур ответил, что тяготится обязанностью быть старшим над такими же, как он сам, товарищами.

— Тяготитесь?

— Да. И с большим бы желанием сложил с себя эту должность.

— Так… — жестковатым баском отозвался Левит и сразу же безоговорочно отчеканил: — Что же, я вас избавлю от сей «непосильной» для вас ноши — снимаю с должности командира отделения.

— Разрешите идти?

— Идите.

Тимур вышел, а инспектор чуть ли не вскричал:

— Что вы наделали!

— Убедился, что он тяготится быть непосредственным начальником своих товарищей по батарее. Видимо, в свое время такое назначение состоялось формально. Вот я и разрушил эту формальность.

— Но… — продолжал горячиться инспектор, — не надо забывать, что он сын выдающегося полководца!

— Но не полководец, — отрубил Левит в тот самый момент, когда Тимур плотно прикрыл за собой дверь.

А дома состоялся памятный разговор с Климентом Ефремовичем. Неодобрительно покачав головой, он после короткой паузы сказал:

— Тот факт, что ты пренебрег доверием руководителей спецшколы, не возвышает тебя не только в их глазах, но и в глазах тех, непосредственным начальником которых тебе предложили быть. — И, как всегда, когда хотел внушить житейскую истину, усадил Тимура возле себя, положил руку на его колено. — Ты посчитал, что обязанность командовать такими же ребятами, как ты сам, искусственно возвысит тебя над ними и будут прерваны товарищеские отношения, которыми ты дорожишь? Глубокое заблуждение. Доверие надо ценить и всячески оправдывать его — на службе предельно точно выполнять свой долг, а во внеслужебное время оставаться самим собой… — Пощипав жесткую щетину усов, Климент Ефремович заключил наставительно: — Если решил стать кадровым военным, не довольствуйся достигнутым, иди вперед во всем — в мастерстве, в закалке характера, в смелом руководстве доверенными подчиненными, в стремлении побеждать. Именно таким целеустремленным был твой отец.

Совет Ворошилова Тимур помнил и тогда, когда решался вопрос о назначении его старшиной группы, и теперь, когда закрепили его старшинство, выделив среди однокашников более высоким званием. После инструктора его поздравляли