— Уже и в нашем воздухе порохом попахивает, а нас никак не выпустят на боевом истребителе, — загорячился и Степан.

— Присоединяюсь, — поддержал товарищей Владимир.

Котомкин-Сгуров, с подъема не проронивший ни слова, оживился, заговорил с нотками насмешливости:

— Можно подумать, что нашим асам повредит лишний контрольный вылет. А насчет намека о том, что «и в нашем воздухе порохом попахивает», следовало бы не паниковать, а поприлежнее следить за газетами, в которых публикуется официальная информация.

— Что имеешь в виду? — повернулся к нему Тимур.

— Он имеет в виду… — Ярославский вынул записную книжку и, полистав, развернул подклеенную газетную вырезку. — Вот что он имеет в виду: «За последнее время в иностранной печати распространились слухи о сосредоточении немецких войск на границе СССР, о несоблюдении немецким правительством пакта о ненападении и близости войны между Советским Союзом и Германией. ТАСС уполномочен заявить, что эти слухи лишены всякого основания и являются ложным вымыслом. Германия так же, как и СССР, неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении. И если кое-где имели место нарушения немецкими самолетами воздушного пространства Советского Союза, то об этом германское правительство предупреждено».

Коршунов, слушая курсантов, мысленно вернулся на совещание комсостава, на котором начальник школы информировал: «Командование Одесского военного округа и Черноморского флота заостряют наше внимание на сложной международной обстановке. Руководствуясь последним заявлением ТАСС, мы в то же время не должны ослаблять бдительности и обязаны каждодневно ускорять и улучшать качество обучения наших курсантов, а также наращивать свое летно-боевое мастерство».

— Заявление ТАСС? Так это ж в данном случае дипломатия! — воскликнул Степан. — Надо понимать.

— А по-моему, надо понимать иное — это официальная точка зрения вышестоящих инстанций. Правильно я рассуждаю, товарищ лейтенант?

Но Коршунов не ответил: к их группе подходил неторопливым, размеренным шагом майор Сидоров. На продолжение спора и комментарии не оставалось ни минуты. Начинался обычный трудовой день.

— Группа, смирно! — И с приложенной к пилотке рукой Коршунов пошел рубящим шагом встречать начальство.

Майор — неулыбчивый, с массивным лицом и тяжелым взглядом — поздоровался и оглядел каждого курсанта.

— Вижу, о чем ропщут глаза ваши: когда же самостоятельный на боевом истребителе? — сказал он и выждал: откликнется ль кто?

Ни звука. Коршунов стоял несколько сзади майора и удовлетворенно подмигнул: молодцы, мол, не поддавайтесь искушению загалдеть в строю, выдержка — важнейшая черта стойкого характера летчика.

Сидоров все же ответил на вопрос, который, как ему показалось, он прочитал в глазах курсантов:

— На календаре конец апреля. А это означает… что? — С полминуты помолчал и оглянулся на инструктора. «Нет, их нынче не проймешь. Вышколил Коршунов своих птенцов!»— А то, что мы с вами накануне майского праздника.

Тимур смотрел на скованное строгостью лицо майора, следил за его медленными губами и подумал непочтительно: «Не выдерживаете, товарищ майор, своего правила. Где же ваша скупость на слово?» А Сидоров вдавался в подробности:

— Командование наметило для некоторых успевающих групп трехдневную экскурсию в Ялту. В том числе и для вашей. Вот и прикиньте, есть ли резон разрывать первый самостоятельный вылет на боевом истребителе от второго тремя, а может, и большими днями.

Курсанты промолчали и на этот раз. Но подумали примерно о том же, о чем думал сейчас Тимур: «При чем тут первомайский праздник! Первомай полетам не помеха. Просто хотите еще раз удостовериться: можно ли нам, безусым юнцам, доверить боевой истребитель?» А помощник начальника школы по летной подготовке в это время почти угрожающе бросил Коршунову:

— Н-да… На земле — недурственно. Поглядим теперь, как в воздухе. Начнем.

Когда очередь дошла до Тимура, майор Сидоров резко, с нотками непонятного раздражения бросил:

— Взлетайте!

Раздражение было явно напускное, рассчитанное на определенную реакцию курсанта.

«И сердитый тон ваш в ту же точку нацелен, но этим трюком не смутите, товарищ майор, — подумал Тимур и, стремительно набрав высоту, заложил самолет на развороте в глубокий крен, покосился в зеркальце — в уголках губ майора запульсировала едва приметная улыбка. — Вот так, товарищ очередной экзаменатор. Может, сверх программы вас петлей встряхнуть?.. Или штопором?.. Да изругаете потом не столько меня, сколько Коршунова, а мы инструктора не приучены подводить. Степан же прав: сообщение — дипломатия, а нам медлить недосуг».

Еще и еще — третий, четвертый — вираж. Самолет точно выведен на ориентир. Начинается снижение…

Май в Крыму ослепителен не только солнцем, но и густой, сочной зеленью. Особенно ее много в предгорье, вдоль шоссейного серпантина.

Привыкшие к аэродромному простору и безбрежной высоте, курсанты чувствовали себя на узком, петляющем в горах асфальте не совсем уютно. Автобус то и дело виражил, и хотелось крикнуть шоферу: «На взлет!»

И все же экскурсия в Ялту была впечатляюща. «Ласточкино гнездо»… Скала «Парус»… Дворец-санаторий «Кичкинэ»… Золотой пляж «Ливадии»… Домик Чехова… Но не настолько, чтобы заглушить ощущение потери нескольких праздно проведенных дней.

Ступив на высокий балкон наскального миниатюрного замка и увидев перед собой широкий простор моря и неба, а рядом парящую чайку, Тимур почувствовал, что уже скучает по полетам. После посещения домика Чехова купил несколько ялтинских открыток. На одной из них, с изображением писателя в старомодном пенсне, он сообщил Вере: «Только что был в гостях у Антона Павловича (прочитай еще раз его рассказ «Верочка» и мою надпись на книге!). Всю жизнь Чехов стремился к предельной точности и краткости. Между прочим, без предельной точности и краткости и в авиации нечего делать. А посему — не дуй свои толстенькие губки и знай: хотя мои весточки кратенькие, но они всегда точны в одном — приходят к тебе в тот день, когда ты начинаешь обо мне думать плохо. Не думай так, Вера. Помню и помню. И еще. Жду не дождусь послепраздничных будней. Там — снова высота, но не прежняя — подопечная… Самостоятельная! А это, заметь, почти уже цель».

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Это и было то самое удивительное, волнующее, ни с каким другим утром не сравнимое, на всю жизнь запоминающееся утро — самостоятельный вылет на истребителе И-16.

… Тимур прибавил двигателю обороты и — взлетел. Сам!

Сплошную синь альминского неба по кругу и в зонах тут и там бороздили самолеты. Тимур строго выдерживал направление и обозревал пространство. Вокруг, куда ни глянь, друзья-товарищи… Хотя бы вон тот «ястребок», что пошел в сторону моря, определенно ведет старшина смежной летной группы — Семен Рыжов. Так держать, Сеня! И не беда, что у тебя характерец ершистый. Главное достигнуто — самостоятельно ведем