Однако моё заявление тут же сделало его самым нервным человеком в комнате, куда более нервным, чем явно шокированный таким оборотом событий хорёк.

— ЧТО?! Наглая ложь! Ваша милость, я бы никогда не посмел причинить вред вашему отцу! Да как ты смеешь?! Да я… я…

— Тихо! — приказ мэра подействовал как кусок скотча, налепленный на губы толстячка. Да, он без сомнений был слишком труслив, чтобы даже мыслить об убийстве мэра. Но ты продал меня этой свинье, ублюдок, теперь страдай! — Если будет твоё слово против слова господина Ишхарта, то это обвинение не стоит и выеденного яйца.

— Конечно, у меня есть не только обвинение! — надеюсь, возмущение вышло естественно, — прошу, снимите мои цепи на руках — и вы поймёте, что я не вру!

— Лорд Марандо? — мэр повернулся к хорьку. Ключи, похоже, были у него.

— Да, конечно…

Босс подошёл ко мне и, достав из внутреннего кармана небольшой ключик, отомкнул кандалы.

— Вот, видите? — я протянул руки вперёд, рукава рубахи спали и стали видны печати Волчьей хватки. — Их мне нанесли на базе повстанцев, чтобы я точно смог убить мэра. Этот человек, — я вновь указал на хозяина борделя, — купил меня, как раба в бордель, больше двух месяцев назад! Но у меня до сих пор нет договора связи. Вам не кажется, что это странно?

Я до сих пор не имел точного представления о том, что это за договоры такие и чем так примечательно их отсутствие. Но, если судить по той информации, которой я владел, у большинства людей был как минимум договор покровительства с родителями, а договор связи, скорее всего, заключался автоматически с тем человеком, с кем ты лишался девственности. У меня, конечно, были и папа с мамой, и сексом я занимался не раз, но настоящий я умер на Земле. Это тело было созданным системой аватаром, а значит, оно не было рождено естественным путём и фактический возраст имело меньше двух недель. Вот только никто из присутствующих об этом, понятно, не знал. И если отсутствие Покровительства было вполне объяснимо тем, что я был сиротой, то вот отсутствие Связи у проститута борделя выглядело как полный идиотизм.

— Я подтверждаю его слова, ваша милость, у него, правда, нет договора связи, — уже осознав, к чему я всё это веду, тут же заявил хорёк.

— Вот! Меня привели на базу повстанцев, нанесли эти печати, а ещё… — я повернулся спиной и закатал рубаху, — вот, это печать Кровавого допинга. Думаю, вы сами понимаете, что наличие таких печатей у Пустышки неестественно?

— Это правда, печати довольно качественные и нанесены недавно, это не может быть доступно простому человеку.

— Подождите, лорд Марандо, я хочу послушать, что скажет мой человек, — мэр повернулся к одному из солдат, до сих пор стоявших у стенки, — иди и приведи Вардуба.

— Да, господин! — отсалютовав, солдат скрылся в другой двери, очевидно, ведущей куда–то в глубину поместья.

— А вы, — поросёнок обрисовал в воздухе круг, словно выделяя своего оставшегося солдата и парочку солдат хорька, — схватите Ишхарта и наденьте на него эти кандалы, — он тукнул в цепи, что сняли с меня.

Толстячок тут же взорвался слезами и мольбами, бухнувшись на колени перед поросёнком и чуть ли не пачкая соплями его кафтан.

— Ваша милость, пожалуйста, я ничего не делал! Я — ваш преданный слуга, я бы ни за что не пошёл против вас или вашего отца! Я столько лет занимался своим делом без каких–либо нареканий, платил все налоги, столько раз принимал его милость Сарлаха в своём заведении! Зачем мне хотеть его смерти? Этот человек врёт! Да, я купил его, и да, у него нет ни одной связи, но это потому, что я решил подождать и подарить столь редкий экземпляр его милости Сарлаху, он всегда…

— Заткнись! — поросёнок, размахнувшись, отвесил Ишхарту могучую оплеуху. Похоже, нездоровые пристрастия его отца были для сыночка больной темой, надо запомнить… — я уже милосерден! Только благодаря своей репутации ты до сих пор ни в чём не обвинён! Если бы не это, то даже половины его слов было бы достаточно! Так что умолкни и не сопротивляйся. Если ты не виновен, то это в итоге выяснится. А теперь ты, — он уставился на меня, — рассказывай всё, что знаешь.

Согласно моей обновлённой истории, меня завербовали в диверсанты вскоре после покупки. Хозяин борделя, решив, что раб без роду и племени будет идеальным исполнителем, вместо того, чтобы дать мне спокойно выполнять работу, полагающуюся проституту, отвёл на базу повстанцев. Там меня долго держали за решёткой, а некоторое время назад нанесли печати и пообещали свободу, если я убью человека, который придёт, чтобы провести со мной ночь. Брр… даже думать об этом по–новой было противно. Я понятия не имел, кто он и просто сделал то, что потребовали. Но в обмен меня не только не освободили, так ещё и избили почти до потери пульса и заперли где–то в подполе. Тогда же я узнал о том, что убитый мной толстяк был мэром города. Перепугавшись из–за возможных последствий, я сбежал, воспользовавшись своими печатями, но наткнулся в городе на одного из патрулирующих стражников хорька, который меня и задержал. Затем меня доставили самому хорьку, который убедился, что я тот самый человек из розыскного листа, приказал отмыть и одеть, а потом незамедлительно отправил сюда, в поместье мэра.

История была достаточно правдоподобной, тем более, что Алилу, которая могла бы выступить сторонним свидетелем и хоть как–то подкрепить слова хозяина борделя, я уже убил. В итоге всё ещё выходило моё слово против его. Но мне, определённо, удалось посадить в сознание мэра достаточно большое семя сомнений. А когда через минут десять солдат привёл смуглого пожилого мужчину, который, тщательно исследовав мои печати, подтвердил, что они были нанесены не больше недели назад и при этом резчиком не ниже Бета–ранга, мои слова обрели существенное подкрепление.

Мольбы толстячка слушать было жалко. В борделе, когда он был хозяином положения, тот казался расчётливым и жестоким дельцом. Но сейчас, когда его шкура оказалась под ударом, раскрылась его истинная сущность ссыкуна и паникёра. Возможно, останься он хладнокровным и расскажи свой вариант истории спокойно и без спешки, а такой возможности его никто не лишал, ему и удалось бы убедить мэра в своей невиновности. В конце концов, мой рассказ, придуманный почти на ходу, не мог не иметь изъянов, начни они задавать каверзные вопросы, я бы в итоге точно посыпался. Однако этот Ишхарт к концу моего монолога превратился в бессильную, захлёбывающуюся соплями и слюнями сучку, быстро перешедшую от: «Этот человек врёт, я невиновен!» к «Пожалуйста, не убивайте меня, я не хочу умирать!» Этим он уже наполовину подтверждал свою вину, к тому же продолжал раз за разом возвращаться к нежелательной теме фетишей покойного борова, чем раздражал поросёнка ещё больше. Ничего удивительного, что в итоге младшенький Гадал рассвирепел окончательно, приказав увести толстячка и бросить в камеру. И вскоре мы остались втроём: я, хорёк и поросёнок. Телохранителей и стражей я, опять же, в расчёт не брал.

— Теперь ты, — пару раз выдохнув, чтобы успокоиться, молодой мэр повернулся ко мне. — То, что ты помог раскрыть ячейку восстания, не отменяет того факта, что ты убил моего отца. Ты будешь казнён, это неизбежно, иначе его дух никогда не найдёт покоя. Однако я дам тебе пожить подольше, по крайней мере, пока ты не расскажешь моим дознавателям всё, что сможешь, о базе восстания. Также я позволю тебе выбрать способ казни, а перед концом ты сможешь съесть любое блюдо на свой вкус и развлечься со шлюхой. Думаю, кто–нибудь из «Сладких изгибов» подойдёт, — усмехнулся он своей шутке. — Отведите его в камеру, снимите кандалы и заприте.