Арабелла схватила Летти за руку и сжала ее изо всей мочи, ее грудь бурно вздымалась, ее глаза сияли, она пристально смотрела на Возлюбленного и с нарастающим пылом бормотала: «Да! Аминь!»; и другие женщины вокруг них вели себя точно так же, учащенно дыша, дрожа и вскрикивая. Летти тоже передалось царившее в церкви возбуждение и энтузиазм, она вцепилась руками в спинку стоявшей впереди скамьи, а Возлюбленный трясся, вопил и вздымал свое лицо к небу. Слова Возлюбленного, его точные слова, она забыла почти сразу, но он страстно говорил об Агнце, о крови и о близости Страшного суда и спасения. Она знала, что он осуждал греховность, осуждал образ их жизни и провозглашал, что яснее ясного видит то, чего хочет Агнец, а Агнец хочет…

— Летти!

Голос Арабеллы врывается в ее мысли. Она смущается, будто пойманная на недостойных фантазиях, на чем-то вульгарном, что не должно быть достоянием публики.

— Да?

Арабелла сонно моргает.

— Который час? Мы еще не приехали?

— Уже скоро, — отвечает Летти, глядя на свои часы. — Мы почти приехали.

Дома все оказывается не так, как ожидала Леттис. Судя по всему, Арабелла такого тоже не ожидала. Автомобиль на вокзале их, естественно, не встречал, а единственное такси отсутствовало. Случайно они наткнулись на Билли Миллера, парня с Ясеневой фермы, который возвращался с какими-то вещами для своей хозяйки, и он сказал, что может подвезти их на своей повозке. О личных проблемах они не говорили, пони неторопливо трясся по дороге, несколько растрясая и пыл Арабеллы. Тем не менее, когда они подъезжают к дому, ей удается снова себя разжечь. Она спрыгивает с повозки без помощи Билли и настойчиво стучит в парадную дверь.

— Впустите меня немедленно! — требует она, как будто они забаррикадировались. Через минуту дверь робко открывает горничная, которая ахает при виде Арабеллы и Леттис, стоящей за ней с широко раскрытыми от страха глазами.

— Энид! — Нос Арабеллы задран кверху. — Где моя сестра и мой зять?

— Мистер и миссис Форд в салоне, — отвечает Энид, запинаясь и невольно дрожа, будто перед ней королева, которая была в изгнании и вернулась.

— Спасибо, Энид, — говорит Летти, не в силах скрыть извинительную нотку в голосе. Арабелла проходит вперед:

— Я их всех здесь удивлю!

— Не хотите ли выпить чаю, мисс? — шепчет Энид.

— Нет, благодарю, — говорит Летти, предвидя разбитый фарфор, и торопится за Арабеллой. А та уже распахивает дверь салона.

Дневной свет из большого эркерного окна просачивается сквозь темно-зеленые листья рододендронов и кажется бледно-серым и анемичным. Сесили сидит на диване и вышивает, а Эдвард стоит у камина, прислонившись к мраморной каминной полке, рука засунута в карман твидовых брюк — типичный помещик у себя дома. Сесили поднимает голову, а Эдвард оборачивается, когда Арабелла распахивает дверь и принимает эффектную позу в дверном проеме.

— Ха! — выкрикивает она. — Вы меня не ждали, не так ли? Ваш план провалился. Я дома.

— Я вижу, — откладывая вышивание, с нарочитым достоинством говорит Сесили. — Добро пожаловать, Арабелла. Мы очень рады, что ты снова здорова. Что же касается сюрприза, боюсь, он не удался. Мистер Барретт позвонил несколько часов назад и сообщил, что ты едешь домой.

— И, разумеется, мы рады, — мрачно добавляет Эдвард.

Арабелла удивлена. Затем она сдвигает брови:

— Что вы можете сказать в свою защиту? Вы вели себя возмутительно! Преступно! Я имею полное право подать на вас в суд, как вам хорошо известно. — Она решительно входит в комнату, подбородок по-прежнему вздернут. — Возможно, я так и сделаю.

— Не думаю, что в этом есть необходимость, — говорит Эдвард успокаивающим тоном. Он указывает на кресло. — Садись. Мы можем поговорить об этом по-дружески, не правда ли? В конце концов, мы же семья, верно?

— Семья? — Арабелла презрительно фыркает. — Ни в одной настоящей семье не сделали бы то, что сделали вы.

— Прошу тебя, Арабелла, — говорит Сесили с милой улыбкой, — ты ведь знаешь, что мы действовали в твоих интересах, ради твоего блага. Мы делали то, что считали правильным, и если это было ошибкой, то мы оба от всего сердца просим прощения. Мы рады, что ты здорова и вернулась домой.

Арабелла смотрит на них с подозрением и затем бросает быстрый взгляд на Летти — та вошла в комнату вслед за сестрой, — чтобы увидеть, как та расценивает происходящее.

— Вы оба действуете только в собственных интересах, — говорит она, — поэтому простите, что не падаю с рыданьями в ваши объятия. Я прекрасно знаю, что происходит, и я этого не потерплю. Я такая же здравомыслящая, как вы, вероятно, даже более здравомыслящая. И я владелица дома. — Она гордо выпрямляется. — Думаю, вам пришло время уехать отсюда и обзавестись собственным хозяйством. После того, что случилось, я не верю, что мы можем жить вместе в согласии.

Наступает долгое молчание. Летти переводит взгляд от Сесили к Эдварду, стараясь прочитать выражения их лиц. Это именно то, чего они с самого начала пытались избежать. Теперь Арабелла приняла решение, а заставить ее передумать всегда было практически невозможно.

Эдвард разводит руками и улыбается:

— Арабелла, полагаю, ты права. Причиной этих неприятностей была излишняя близость между нами. Уживаться не всегда легко, а религия, как и политика, способна разделить самые любящие сердца. Нам пришло время уйти. Мы немедленно начнем подыскивать другой дом. Ведь так, моя дорогая? — Он обращается к Сесили, его брови подняты.

— Да, Эдвард, — смиренно отвечает Сесили.

Арабелла удивлена поворотом событий, обескуражена тем, что ее желание повоевать осталось неудовлетворенным.

— Очень хорошо, — наконец говорит она. — Прекрасно.

Летти думает, что будет с ней самой. Останется ли она здесь с Арабеллой? Две сестры в этом огромном доме, пара незамужних женщин, одна из которых помешана на Возлюбленном и Судном дне. Или она отправится с Сесили и Эдуардом, и все, несомненно, кончится тем, что она будет вести их домашнее хозяйство, воспитывать их детей, посвящать дни миллионам забот, требований и инструкций? Что лучше, цепляться за эту жизнь или начинать новую?

Интересно, однако, что у Эдварда на уме? Не в его характере так легко сдаваться.

Впрочем, она должна быть к ним справедливой. Они вполне могли бы согласиться с тем, что дом принадлежит Арабелле, и оставить его.

Сесили встает.

— Позвонить, чтобы принесли чай? Должно быть, после путешествия вас мучит жажда. Садись, Арабелла, и ты тоже, Летти. Мы вместе выпьем чаю.

Если принимать во внимание, что двое из присутствующих пытались запрятать третью в сумасшедший дом, то чай — это очень цивилизованно. Арабелла не может удержаться, чтобы не рассказать о своих приключениях, об истории своего пребывания в Муркрофте, перемещения в Пэкхем и бегства, будто все это было потешной игрой, в которой победу одержал ее ум. Сесили и Эдвард жадно слушают и чуть ли не аплодируют, когда Арабелла доходит до рассказа о своей победе над Барреттом и его людьми, как будто Барретт не был их собственным агентом.