— Как тебе твой новый дом, Лиза? — я обернулась на его голос.

Петр уже успел расстегнуть рубашку и налить себе стакан чего-то явно алкогольного, потому что он неторопливо, мелкими глотками, расправлялся с темной жидкостью, не сводя с меня напряженного взгляда.

— Хотелось бы вернуться в старый, — ответила ему.

— Привыкай, — остатки он осушил залпом и поставил стакан на ближайший столик, направился ко мне. — И я даже покажу тебе твою комнату.

— Мою? — голос охрип.

Чем ближе он приближался, тем сильнее мне хотелось или закричать, или забиться в угол.

Петр не был зверем, не был оборотнем, но сейчас я была готова поклясться, что что-то такое мелькало в его интонациях, походке, жестах. Такое, что было свойственно лишь диким животным.

— Лиза, привыкай. В этой квартире ты будешь хозяйкой. По крайней мере, настолько, насколько я дам тебе свободы. Будешь пытаться сбежать или подгадить мне, запру в комнате, чтобы лежала с раздвинутыми ногами и ждала выполнения супружеского долга. А ты мне нравишься, — он протянул руку, чтобы коснуться моего лица, но я отшатнулась и чуть не выругалась, осознав, что только разозлила его этим. — Лиза, — он произнес мое имя так, что я задрожала. — Ты меня злишь. Хватит трястись!

Но я не могла остановиться. Мне очень хотелось, чтобы он перестал ко мне прикасаться, оставил в покое, но мужчина, кажется, даже не думал о таком.

Петр вдруг громко выругался, схватил меня за предплечье и потащил куда-то по коридору. Там уже не было ковров, и я бежала за ним, ударяясь пятками о холодный паркет. В какой-то момент споткнулась и почти упала, но Петр остановился, поймал, а потом и вовсе поднял на руки. Но если в объятиях Кости я чувствовала себя в безопасности, но здесь было лишь одно отвращение. Так неприятно, плохо, жутко мне не было даже в больнице после того, как меня сбила машина оборотня.

— Сладкая, — протянул Петр, прижимая к себе.

Я думала, что от звуков его голоса перестанет биться сердце, но нет, я почему-то все еще была жива.

Он ногой толкнул какую-то дверь и внес меня в комнату. Чтобы не смотреть на мужчину, я отвела взгляд и поняла, да, это готовили для меня, в этом нет никаких сомнений. И, скорее всего, помогала в этом Настя. Я просто не могу представить, что еще кто-то может любить этот отвратительный оттенок розового — жуткую помесь поросячьего и телесного. И оборки на шторах, и ковер, и мебель, на которую я бы просто не посмотрела в магазине…

Замечталась, но Петр привел меня в чувство, бросив на кровать. Мысли об интерьере тут же выбило из головы.

Нет, нет, нет. Неужели он решил прямо сейчас. Ох, нет.

Не плакать, не показывать, что я его боюсь, что я слабая и ничтожная, что не смогу сопротивляться и просто покорюсь.

— Нет, — попыталась отползти от него, но мужчина навалился на меня.

Задыхаясь, попыталась сбросить его с себя, но неудачно, у меня просто не было сил, чтобы сделать это.

А Петр смеялся. Он схватил мои руки и поднял вверх, над головой, легко удерживая одной рукой.

Чуть раньше, но кажется, что уже в другой жизни, так делал Костя. Делал это жестко, но нежно, соблазнительно, возбуждающе, совсем иначе. И тогда мне все нравилось, не то, что сейчас. На глаза тут же навернулись слезы, я даже выгнула шею, пытаясь укусить мужчину.

Не вышло.

Сначала был стук, потом звон — незнакомое металлическое бряканье. И громкий щелчок, после которого я осознала, что моих запястий касается нечто холодное. Металлическое.

Задрала голову, пытаясь рассмотреть, что же это, и ужаснулась. Петр надел на меня наручники и теперь смотрел с удовольствием, а у меня похолодели руки от мысли, что вот теперь я точно целиком и полностью в его власти.

— За. зачем?

— Чтобы ты не сопротивлялась. Конечно, свадьба у нас будет не сегодня, пусть мне бы этого и очень хотелось, и трахать я тебя не собираюсь. Хотя было бы прекрасно, — хмыкнул он.

Просить о пощаде? Ему этого хочется — безумный блеск в глазах, полуулыбка, в которой читается злость и вожделение. Я беспомощна и ничего не смогу сделать, чтобы выкрутиться.

— И где мольбы? — он провел тыльной стороной ладони по моей щеке и начал спускаться вниз. — Я думал, что ты будешь умолять отпустить тебя, обещать мне золотые горы…

Разве не так? — я молчала, втягивая воздух короткими вдохами. — Нервничаешь? А что у нас там?

Когда его рука оказалась на моем животе, я вздрогнула и сжала ноги. Это вышло рефлекторно, прошло мимо сознания, тело отреагировало на его действия само, но Пётр ухмыльнулся, ему такое понравилось.

Он больше ничего не говорил, скорее, действовал, не торопясь, наслаждаясь своим превосходством надо мною. Беспомощная, обуреваемая ужасом и отчаянием… Неужели для него это и есть идеал женщины?

Зажмурилась, чтобы не видеть ненавистное лицо, и услышала треск ткани. Он не церемонился, и серое платье превратилось в никчёмный лоскут, который больше не прикрывал ничего ниже талии.

— Милое белье, — заметил Пётр. — Но не в моем вкусе. Придётся тебе, Лизочка, сменить гардероб. Моя жена должна возбуждать. И не напрягайся, это тебе не поможет. Если я захочу, меня твое сопротивление не остановит, подумай об этом.

Мне думать не хотелось. Я уже свое отдумала и теперь была бы рада вернуть все обратно, вот только, так не бывает.

Но и Петра мои мысли совершенно не интересовали. Я лежала с закрытыми глазами и чувствовала, как он водит пальцами по моей коже. Отвращение подступало к горлу, и мне все казалось, что дальше будет только хуже. А может, и не казалось.

Он провел по кромке трусиков и натянул тонкую ткань почти до треска. Кружево впилось в кожу, причиняя боль. Я услышала тихий довольный смешок, который принадлежал мужчине, который навис надо мной, словно готовая рухнуть скала.

— А знаешь, я, наверное, не буду ждать врачей, — вдруг произнёс он. — Трахнул тебя этот вшивый оборотень… И что? Не думаю, что больной, ведь так? Пользовать тебя до свадьбы не собирался, даже в договор прописал… Но и ты, сладкая моя, уже не целочка. Пошалить нужно для пробы.

Сердце остановилось. Ужас сковал, когда Пётр наклонился надо мной и впился с губы хлестким, почти жестоким поцелуем. Его не волновало, что я не отвечаю, что пытаюсь отстраниться. Скорее его это раззадоривало. Он даже схватил моё лицо руками, чтобы я не пыталась вырываться.

Можно прощаться с жизнью…

Меня спасло самое настоящее чудо. Не знаю, как так вышло, но именно в этот момент у Петра зазвонил телефон. Громкая противная мелодия словно дала мне второй шанс.

Мужчина отстранился и громко выругался. Ему не понравилось, что его так неожиданно и резко прервали в тот самый момент, когда исполнение желания было так близко.

— Какая сволочь звонит? — прошипел Пётр и отстранился от меня.