кресло, задумчиво разглядывая свитки, книги и письма лежащие на столе. Он собирал их десятилетиями, изучал каждую написанную в них букву, а теперь не понимал зачем.

Когда-то Ревердан готовился к тому, чтобы предоставить Ассону доказательства своей невиновности, когда-то он искренне верил, что справедливость восторжествует. Во снах он видел, как рушится стена, отделяющая Рейевик от остального мира. Наяву представлял, как его, спасителя, прощают правители трех других королевств. Конечно же, такого никогда бы не произошло, но помечтать Ревердан всегда любил.

Сейчас же он ловил себя на мысли, что стал мечтать совсем о другом: о ночах, которыми он больше не спит один, несмотря на то, что обычно любил пустую постель, и о девушке, которая никак не может принять себя такой, какая она есть. Ревердан теперь мечтал сделать вечность Кимберли если не счастливой, то сносной. Чтобы она не страдала так, как он.

А стена… прощение… все это пустое. Ненужное. Оно где-то там, далеко, и нет ему никакого дела до Ассона. У него есть свой мир — свой крошечный мир, со своими правилами и законами, со своими людьми, и с одной, самой главной из них — девочкой с глазами сочной зеленой травы. Ведь, в конце концов, кто если не она скрасит его одиночество? Кто, если не он сам, скрасит одиночество ей? Люди не могут жить в одиночку, никак не могут, даже если они и не люди вовсе.

Кимберли шагала уже знакомой дорогой в Гомер. Вот кочка, тут овраг, здесь клочок пожухлой травы — и даже если бы дорога не была зачарована, она бы все равно нашла правильный путь. Девушка бережно прижимала к груди ладонь, нащупав во внутреннем кармане мантии клочок бумаги с нарисованным на нем платьем мечты. Губы сами собой расплывались в улыбке, и баньши хотелось счастливо смеяться, но изо всех сил стискивала челюсти. Она боялась, что ее смех будет слишком громким, и случится непоправимое.

Бал! Настоящий бал! Ну и пусть не такой, какими они обычно бывают в Брекенсе… хотя, откуда ей знать, какие там бывали балы? Отец ведь так и не дал ей посетить ни один из приемов.

Сейчас же Кимберли ни за что не упустит возможность как следует повеселиться. Она будет танцевать и беззвучно петь, она будет флиртовать с мужчинами и знакомиться с девушками — ей нужны подруги. Кимберли больше не будет вспоминать свою прошлую жизнь. Да и зачем? Она была такой короткой в сравнении с той, что ждет девушку впереди.

Гомер встретил баньши шумом и смехом — торговцы неизменно сновали по площади, у дома удовольствий толпились мужчины, играющие у продуктовой лавки дети так и вовсе будто не расходились — Ким узнала двоих мальчишек по родинкам на их носах.

В воздухе витал отвратительный запах свежей выпечки, конского навоза и табака, и девушка ускорила шаг, чтобы как можно скорее добраться до мастерской Марджери.

— М-миледи!

Ким остановилась, когда ее плеча коснулась ладонь. Баньши можно было и не оборачиваться, чтобы понять, кто за ее спиной — Гааб, тот смешной пьянчуга из таверны. Кимберли уже хотела извиниться и избавиться от общества не очень приятного человека, но любопытство оказалось сильнее — ей было безумно интересно, что случилось в жизни аристократа, что он теперь живет… вот так.

— Гааб? — Девушка глянула на мужика с улыбкой. — Могу вам чем-то помочь?

Пьяница икнул, прикрыл глаза и замотал головой. С трудом приподнял правую руку и выставил вверх указательный палец.

— Всего лишь х-хотел узнать, не с-согласитесь ли вы… п-поужинать… со мной?

Мужик не заикался, его речь была несвязной из-за выпитых с утра нескольких бутылок медовой настойки. В последние годы напиток изобретенный Леройдом был у Гааба на завтрак, обед и ужин. Но Ким не испытывала отвращения к мужику. Наоборот, он показался ей вежливым и воспитанным, а такие всегда привлекают.

В тканевом мешке, который был крепко стиснут в левой руке пьяницы, что-то заворочалось. Гааб тряхнул его, но мешок не успокоился, и тогда он засунул в него голову:

— Спи уже!

— Кто у вас там? — с любопытством спросила Ким.

— Заяц, м-миледи.

— Зажарите?

Мужик спрятал мешок за спину, будто защищая:

— Кого?

— Зайца.

— Он мой питомец, друзей я не ем.

Девушка хмыкнула, окончательно убедившись в добросердечности пьяницы. Он просто запутался, или потерял что-то важное в своей жизни, поэтому и пьет.

— Прошу прощения, мне нужно в мастерскую Марджери, — Ким виновато улыбнулась. — Поужинать с вами у меня не получится, но вы могли бы проводить меня…

— Это же… у… у таверны? Я туда и иду.

Гааб, не забывая о своей аристократической родословной, с важнейшим видом подставил локоть, чтобы Ким за него ухватилась. Кимберли раздумывала всего секунду, мельком оглянувшись по сторонам — не видит ли кто, что она “дружит” с таким индивидом?

— Почему вы пригласили меня на ужин? — спросила она, когда Гааб уже повел ее к мастерской. Шагал он медленно, едва переставляя ноги, и то и дело качался из стороны в сторону, так что Кимберли приходилось удерживать его от падения.

— В-вы напоминаете… мне мою… жену.

— Вот как? — Девушка игриво подвигала бровями. — Она такая же красивая?

— Была.

— Что с ней случилось? — Прежде чем задать этот вопрос, Ким ненадолго задумалась. Если супруга Гааба умерла, то зря она вообще стала о ней спрашивать — не стоило бередить раны.

— А-ай! — горько вздохнул пьянчуга, в сердцах тряхнув мешком. Тот немедленно затрясся, раздался писк, и Гаабу пришлось успокаивать своего питомца. — Ушла она! К-к… этому проклятущему охотнику! Ушла и даже зан-навески… забрала!

— Уверена, они несчастны, — Ким похлопала нового знакомого по плечу.

— Занавески?

— Ваша жена и тот охотник.

— Счастливы, еще как счастливы!

Баньши покачала головой, улыбнувшись. Не то что бы ее веселило разбитое сердце пьяницы, но держался мужик так, что глядя на него не улыбаться было невозможно.

— Долго вы были женаты?

— Неделю… целых семь волшебных д-дней.

Гааб отпустил руку Кимберли и сел на крыльцо дома, мимо которого они как раз проходили. Обхватил голову руками, зажмурился и тяжело вздохнул.

— В-вы пойдете со… мной на ужин?

Ответить ему Кимберли не успела — дверь распахнулась и на крыльце появилась воинственно настроенная хозяйка. Скалка в ее руках недвусмысленно намекала на то, что Гаабу следует как можно скорее уносить ноги, но в силу опьянения он не успел даже подняться. Удар скалкой по спине произвел отрезвляющий эффект, мужик вскочил, пошатнулся и завалился на тропинку.

— Хватит сюда ходить! — громом разнесся голос светловолосой пышной женщины. Деревянное оружие нацелилось в сторону