– Слушай, лейтенант, дело очень важное. Просьба к тебе! Но только учти, никому ни слова, и чтобы без свидетелей.

– Понял, – закивал дежурный, пытаясь высвободиться из цепких пальцев контрразведчика. – Что случилось-то?

– Мне нужно допросить старшего сержанта Мухину.

– Ну так пойдемте, – удивленно пожал плечами лейтенант.

– Я же говорю, товарищ дорогой: надо сделать так, чтобы никто этого не видел. Можешь ты сделать, чтобы никто хотя бы полчаса не совался в коридор, туда, где ее камера?

– Ну-у, – лейтенант сдвинул фуражку на затылок. – Смогу. Заставлю полы выскабливать. Это дело долгое.

– Ну, ты голова! – одобрительно улыбнулся Косович. – Действуй!

Когда Косович вошел в камеру, девушка сразу поднялась на ноги и попыталась встать по стойке «смирно». Ее глаза сразу же наполнились слезами, Мухина горько разрыдалась. Проворчав, что только этого ему еще не хватало, капитан взял девушку за плечи и усадил на деревянную лежанку, покрытую стареньким шерстяным солдатским одеялом.

– Ну, все, все! Перестаньте, Мухина! Что вы, в самом деле, нюни распустили, вы же младший командир, вам подчиненных воспитывать надо и пример подавать. А вы ревете, простите, как белуга!

– Вы… вы кто? – сквозь слезы проговорила Мухина.

– Капитан Косович, из Москвы. Мне нужно с вами поговорить, так что… заканчивайте плакать, берите себя в руки, вы же военнослужащая! Не подобает вам слезы лить.

– А что мне остается делать?

– Во-первых, – стал успокаивать девушку Косович, – ничего страшного не произошло. Ушла с дежурства ваша подчиненная, ушла с вашего согласия, потому что ее подстраховывали другие.

– Да она всего на пять минут и ушла-то, я же говорила. Надо было попрощаться с человеком, он на задание уходил. Это же не преступление! Я понимаю, что нельзя такого делать, но ничего не случилось и не могло случиться.

– Варя, – голос Косовича стал спокойным, услышав это, Мухина немного успокоилась, стала старательно вытирать глаза платком. – Вы ведь знаете, что такое любовь, вы не черствая, вы мягкая и добрая.

– Я женщина, – вздохнула Мухина. – Пусть я и старший сержант, пусть я на войне, но я все равно женщина. И я могу понять и оценить.

– Вы любите его? – с улыбкой спросил Косович.

Связистка недоуменно посмотрела на капитана широко раскрытыми глазами. Он был спокоен, как настоящий защитник и покровитель. Мухина не знала, что этот крепкий мужественный человек сейчас очень жалеет, что именно он разговаривает с ней. Косович очень хотел, чтобы на его месте оказался Кирилл Митьков. Вот чей талант пригодился бы в данную минуту, вот чьи чары действуют на женщин наверняка.

– Кого? – медленно произнесла девушка и покраснела.

– Капитана Осокина, – улыбнулся Косович. – Вы не думайте, что я пришел осуждать вас или читать вам нотации. Это ваше дело, и никто не имеет права вмешиваться в ваши отношения. Любите?

– Да, – с готовностью кивнула Мухина и заговорила с таким жаром, будто кинулась с головой в омут. – Он замечательный! Он добрый и умный, он умеет так говорить, что сразу все становится понятно. Он заботливый, а много ли надо женщине на войне?

Косович слушал, стараясь не меняться в лице. Как же это все ему знакомо. Глупая девочка! Купилась на заботу человека, у которого хороший военный паек, который служит при штабе корпуса. Поверила словам мужчины, изголодавшегося без женского тела и умеющего говорить красивые нежные слова. Косович уже выяснил, что Мухина вступила с капитаном Осокиным в интимные отношения. Парочка старательно скрывала это, но укрыть такое сложно. И первыми выдали тайну, правда случайно, без умысла, именно подруги Вари Мухиной. Как выпутываться из этой ситуации, дело, конечно, ее самой. Тут ни советами, ни приказами не поможешь. А вот узнать от нее побольше о капитане Осокине можно попробовать. Хоть какая-то польза!

И Косович начал расспрашивать девушку. Какой он, этот Осокин? Что о себе рассказывал, что ему нравится, а что он не любит? Много вопросов. Мухина успокоилась и стала рассказывать так, будто пыталась убедить, что ее возлюбленный – самый лучший человек на свете. А Косович слушал и запоминал. Жаль девушку. И ситуация дурацкая. Надо все-таки поговорить с ее начальством, чтобы не давали хода этому происшествию. Ну, не враг же она, не со зла, а от доброго сердца отпустила с дежурства свою связистку. Внушение сделать, наказать, предупредить. Но не ломать молодую жизнь.

– Он много пережил, несмотря на молодость, – задумчиво глядя в окно, рассказывала Мухина. – Тяжелое голодное детство в деревне. Много детей в то время умирало. И в их семье тоже. Да и совсем недавно. Павел чудом жив остался, когда разбомбили эшелон, в котором он ехал. Это под Ртищевкой было четыре месяца назад. Столько убитых было, столько людей в этом аду сгорело! А он… как будто для меня его ангел спас.

– Ох, девонька, девонька, – Косович поднялся, подошел к окну и стал смотреть на улицу. Мухина тяжело вздыхала за его спиной.

Механизированный корпус полковника Халова два месяца назад отвели в тыл для пополнения и отдыха. Выйдя из боев на южном направлении с огромными потерями, корпус остался почти без матчасти. Из ремонтных мастерских, с эшелонов, поступавших с востока, снимались танки, грузовики, орудия. Шли и шли маршевые роты. Фронтовики из госпиталей, новобранцы, только что призванные и прошедшие начальную подготовку в учебных частях.

Невысокий, коренастый, с чуть кривыми «кавалерийскими» ногами, полковник успевал все: встретить пополнение и вновь прибывшие танки, проверить работу складов, где свежие полки получали боеприпасы и снаряжение. Почти каждый день в штабе армии Халов настаивал на том, что корпус нельзя пополнять новобранцами. Для той боевой задачи, которая ему поручается, нужны только обстрелянные бойцы. В противном случае будет много неоправданных потерь.

На рассвете тремя колоннами части корпуса вышли к передовой в месте прорыва. За ночь были сделаны проходы в минных полях, артиллерия уже стояла на прямой наводке, в карточках указаны пристрелянные по ориентирам цели. На закрытых позициях расположились, готовые открыть огонь, гаубичные дивизионы.

В 3:50 шквал орудийного огня обрушился на передовые позиции фашистов на шести участках. Наиболее сильный огонь велся по узлу обороны в районе села Святки. Здесь нейтральная полоса представляла собой относительно ровный степной участок. Немцы, несмотря на мощную артподготовку, стали подтягивать резервы к Святкам и Поповке, в шести километрах южнее.

Через час огневой вал ушел вглубь вражеской обороны, уничтожая вторую линию, а вперед пошли танки и танковый десант. Однако на направлении, где немцы ждали основной удар советских частей, как раз у Святок и Поповки, в поле вышли всего по две танковые роты. Боевые машины с включенными фарами и ревунами некоторое время