стоял на пути принца и Бофортов к полному контролю над Советом, был Томас Арундел, архиепископ Кентерберийский, лорд-канцлер и, что особенно важно, давний доверенный человек короля.

Заманчиво предположить, что причиной разрыва отношений между Арунделом и Бофортами могла стать роль архиепископа в дополнении к их акту о узаконивании несколькими годами ранее. Возможно, Бофорты были недовольны этим и, вместо того чтобы обвинять короля, выместили свое недовольство на канцлере Арунделе, который следил за внесением поправок? Вполне вероятно, что архиепископ не одобрял мирскую жизнь Генри Бофорта и, конечно же, не оценил роль, которую Томас Бофорт сыграл в расправе над своим церковным собратом архиепископом Скроупом в 1405 году. Однако конфликт между Арунделом и Бофортами скорее всего был извечной борьбой за власть, в которой амбициозные молодые аристократы стремились изменить устоявшийся порядок.

Принц и его дяди достигли своей цели, когда, столкнувшись с такой грозной и сплоченной оппозицией, разочарованный архиепископ сложил с себя полномочия канцлера в конце декабря 1409 года, позволив принцу Генриху возглавить Совет, а вместе с ним получить и контроль над королевством. Хотя в течение рождественских праздников канцлеру не было назначено замены, 31 января 1410 года на эту должность был избран Томас Бофорт, второй Бофорт, занявший этот пост после пребывания на нем Генри в 1403–1405 годах. Церемония состоялась в парламентской палате Ламбетского дворца в Арунделе, и Томас получил Большую печать "привычным образом" от короля в присутствии принца Уэльского, архиепископов Кентерберийского и Йоркского, а также других неназванных лиц[229]. Правительственный переворот, совершенный принцем при поддержке его дядей Бофортов, был завершен.

Канцлерство было прибыльной, хотя и ответственной ролью, которая вывела Томаса на передний край управления, где он впервые мог претендовать на то, чтобы стать в один ряд со своими братьями, которые уже добились значительного влияния во время правления Генриха IV. Учитывая тесную связь Томаса с принцем и отсутствие у него каких-либо церковных или мирских заслуг, вполне вероятно, что наследник трона был отчасти ответственен за столь неожиданное назначение. Также вероятно, что Томаса предпочли более очевидному выбору его брата Генри, поскольку в народе росли антиклерикальные настроения, вызванные тем, что представители Церкви вели скорее жизнь мирян, чем духовных лиц. Возможно, что в этот момент, Генри Бофорт был не самым благоразумным выбором на пост канцлера.

Последним не церковником, занимавшим эту должность, был Майкл де ла Поль, который на момент назначения в 1383 году был как минимум бароном. Последним назначенцем не имевшим дворянского титула был юрист сэр Джон Кнайвет, исполнявший обязанности канцлера в 1372–1377 годах. Назначение Томаса, которому было около тридцати трех лет говорит о том, что он был образованным человеком, умел читать и писать, чтобы соответствовать интеллектуальным требованиям этой должности. Однако в первую очередь он был солдатом, и хотя должность канцлера позволила ему ознакомиться и погрузиться в интенсивную бюрократическую деятельность, Томас, вероятно, не испытывал особого желания засиживаться в офисе в течение длительного времени, жаждая физической активности, связанной с деятельностью в поле. Конечно, рост личных доходов играл особое значение: в субсидии от апреля 1410 года записано, что Томас получал 800 марок в год сверх стандартного жалования, которое ему выплачивалось как канцлеру, и еще 1.400 фунтов стерлингов на расходы[230].

Если три брата Бофорт и надеялись, что 1410 год станет годом их совместного управления страной в компании с принцем, им можно простить их самонадеянность. Все трое теперь занимали посты в Совете, и, имея в своих рядах графа, епископа и канцлера, братья обладали значительным влиянием. Их решительность, ум и верность позволили троице стать бесценной опорой ланкастерского режима. Их преданность делу была особенно важна, поскольку измены высшей знати постоянно угрожали уничтожить зарождающуюся династию. Их общей чертой было единство, близость, которая позволила братьям стать значительной силой, с которой нужно было считаться. Однако колесо фортуны распорядилось иначе. Когда в конце января собрался Парламент, из трех Бофортов в нем присутствовали только двое, поскольку Джон Бофорт тяжело заболел и был прикован к постели. Выздоровления не последовало.

16 марта 1410 года Джон, граф Сомерсет, капитан Кале, камергер Англии и старший из Бофортов, скончался от болезни в королевском госпитале Святой Екатерины (XII век), рядом с лондонским Тауэром. Смерть Сомерсета пришлась на Вербное Воскресенье, и пока граф умирал в своей палате, вся страна радостно отмечала этот святой праздник, размахивая пальмовыми ветвями и распевая гимны. В городах и поселках по всей стране проходили процессии, посвященные триумфальному входу Христа в Иерусалим. Возможно, Сомерсету, в утро его смерти, даже читали Страсти Христовы, хотя вопрос о том, принесло ли это ему утешение в последние минуты жизни, остается спорным. Что кажется удивительным, так это то, что его смерть наступила всего через восемь месяцев после его знаменитого выступления на турнире в Смитфилде против рыцарей из Эно, что позволяет предположить, что его жизнь могла прерваться не обязательно из-за продолжительного недуга.

Госпиталь Святой Екатерина долгое время находился под покровительством английских королев и, возможно, был связан с матерью Джона Екатериной Суинфорд, которая в течение некоторого времени была первой леди страны. Святая Екатерина занимает видное место в Часослове Бофорта, который граф заказал, подчеркивая свою личную преданность этой святой женщине, которую его мать также особенно почитала. Средневековому человеку казалось вполне логичным, что если во время пребывания в Лондоне у Джона развилась болезнь, требующая медицинской помощи, он обратился в королевский госпиталь, посвященный Святой Екатерине.

Хотя обстоятельства первоначального погребения Сомерсета неясны, несмотря на упоминание в хронике Brut, где говорится о его захоронении в "аббатстве Тур-Хилл"[231], граф был похоронен рядом со святилищем Томаса Бекета в Кентерберийском соборе. Всего три года спустя к нему присоединился его единокровный брат-король, который предпочел быть похороненным чуть севернее святилища Бекета. О погребальной службе сохранилось очень мало сведений, хотя запись в Sacrist’s Rolls (Свитках ризницы) позволяет предположить, что из двадцати двух факелов, предусмотренных для этого случая, на самом деле использовались только двенадцать[232]. Выбранное место упокоения рядом со святилищем Бекета было почетной уступкой графу, что свидетельствует о вмешательстве Генриха IV. Гробница дяди Сомерсета Эдуарда, знаменитого Черного принца, также находилась неподалеку, к югу от святилища. Это было престижное место, хотя и временное.

В 1439 году в южном трансепте собора была открыта заново отстроенная часовня, посвященная Святому Михаилу, в центре которой находилась, необычная гробница из серого мрамора, заказанная вдовой Сомерсета Маргаритой Холланд, которая умерла ранее в том же году. После смерти графа графиня снова вышла замуж, выбрав в качестве второго мужа Томаса, герцога Кларенса, второго сына Генриха IV и племянника ее первого мужа. Герцог погиб в 1421 году, и Маргарита, предположительно находясь в затруднительном положении, когда ей приходится оказывать предпочтение одному мужу перед другим, решила разместить на своей гробнице изваяния обоих супругов.

То, что графиня смогла организовать возведение новой часовни в главном соборе Англии, свидетельствует не только о ее огромном богатстве,