Совокупность этих данных автоматически означала, что, во-первых, если раньше главари нацистского режима были готовы выступить на восток в составе коалиции ряда государств, то теперь они были намерены самостоятельно решить вопрос о создании плацдарма для самостоятельного нападения на СССР. Ведь речь-то шла о базах именно в Восточной Польше. То есть о входивших тогда в состав Польши территориях Западной Украины и Западной Белоруссии. Проще говоря, сие означало, что во главу угла плана будущей агрессии Германии уже была поставлена задача не столько отторжения важных экономических регионов СССР, что, как говорится, и так само собой разумелось Гитлером и германскими генералами, сколько прямого физического уничтожения СССР и его станового хребта — России. Потому как поставленная задача о необходимости решения вопроса о базах на территории Восточной Польши означала, что уже непосредственно Гитлером и германскими генералами стал предусматриваться прямой удар на Белорусском направлении. А ведь это самая короткая дорога на Москву, которой издавна пользовались все агрессоры, что нападали на Русь с Запада с целью именно физического уничтожения Руси. И это не говоря уже о других составляющих плана агрессии.

И вот тут надо обратить внимание на одно очень важное обстоятельство. Упоминавшийся выше генерал Сект, как это явствует хотя бы из его завещания, был далеко не ангелом-хранителем нормальных советско-германских отношений. Он вообще никогда не был таким. Это был очень умный и потому очень опасный принципиальный враг России. В свое время он создал специальный комитет в рейхсвере по изучению опыта Первой мировой войны, в ходе работы которого предложил одну радикальную идею. Будучи твердо убежденным, что германские военные классики Клаузевиц, Шлиффен и Мольтке сотворили из идеи окружения противника некоего идола, заставляя всех поклоняться ему, Сект выдвинул двуединую концепцию, суть которой состояла в следующем. Решающим обстоятельством в грядущих войнах Германии против своих противников должны стать как скорость наступления, так и стремительный прорыв одним мощным ударом центра обороны потенциального противника. Правда, Сект предложил это вместо традиционных обходов противника с флангов. Увы, но идея Секта не пропала. Германские генералы запомнили ее. И еще раз, увы, Гитлер тоже. И, во-первых, когда дело дошло до попытки пока еще картографической обкатки гибрида «плана Гофмана» образца 1936 г. и «плана Розенберга» в виде так называемой «Восточной кампании», об этой идее вспомнили, что называется, к месту. Дело в том, что наиболее уязвимым звеном в указанных планах — Гофмана и Розенберга — оставался центр будущего сплошного фронта при нападении на СССР. То есть старая, но с большим гонором европейская проститутка-забияка по имени Польша. Это отлично видно на приведенных картах-схемах этих планов. В Берлине исходили из того, что бес ее знает, что может вытворить не в меру амбициозная Польша, способная лизать афедроны сразу двух крупнейших игроков в Европе — Великобритании и Германии. Ведь тылы и фланги наступающих по двум направлениям германских войск в таком случае могли остаться незащищенными. Хуже того. Своей незащищенностью они могли начать искушать Варшаву нанести соответствующий удар в тыл (в том числе и нападении на Францию) и по флангам наступающих германских войск.

Справка. «Логика» политики Гитлера в отношении Польши была проста. Он сам ее сформулировал следующим образом: «Поначалу я хотел установить с Польшей приемлемые отношения, чтобы, прежде всего, повести борьбу против Запада. Однако этот привлекательный для меня план оказался неосуществимым, так как изменились существенно обстоятельства. Мне стало ясно, что при столкновении с Западом Польша нападет на нас»{121}.

Учитывая, что политика Варшавы в те времена в немалой степени определялась Лондоном, то, с точки зрения уже замышлявшего агрессию против СССР Берлина, такие опасения были оправданны. Однако эта вполне могущая возникнуть ситуация не менее реально смогла бы заиметь еще более угрожающее значение в случае мощного ответного удара советских войск. В Берлине прекрасно понимали, что верховное командование быстро усиливавшейся Красной Армии всенепременно — такова логика стратегического планирования всех генеральных штабов — нанесет ответный удар в виде контрнаступления по самому слабому звену, дабы затем выйти в тыл и во фланги наступающих германских войск. Проще говоря, ответный советский удар придется по центру, то есть по Польше, тем более что у СССР были давние серьезные счеты с Польшей.

Увы, но это понимали также и на Западе, особенно в Англии и Франции. И это их понимание четко отразилось в их же действиях по подставе Польши под разгром со стороны Германии, которые Лондон и Париж осуществляли в последние восемь месяцев перед нападением Третьего рейха на Польшу.

Осознание совокупности этих обстоятельств спровоцировало серьезный перелом в сознании Гитлера и его генералов. Не отказываясь от сути идеи обхода с флангов и окружения противника, они взяли на вооружение те самые идеи Секта, о которых говорилось выше. То есть решающим обстоятельством в грядущих войнах Германии против своих противников, в том числе и против СССР, должны стать как максимально возможная скорость наступления, так и стремительный прорыв одним мощным ударом центра обороны потенциального противника. Чему должно способствовать одновременное нанесение ударов в других местах, но в рамках единого, сплошного фронта нападения, ибо такая стратегия автоматически лишает жертву агрессии возможности быстро сманеврировать силами и перебросить их на наиболее опасный участок.

Именно поэтому, и, во-вторых, в отличие от «плана Гофмана» и даже «плана Розенберга», пока еще картографическая стратегия «Восточной кампании» изначально предусматривала три направления главного удара при сплошном фронте на пространстве от Балтийского до Черного моря. Что в свою очередь означало прямое подтверждение завещания Секта. Ибо добиться грезившегося им успеха в течение менее двух месяцев в войне против такого даже чисто географически могучего противника, как СССР — об остальном уж и не говорю, — можно только при очень мощном ударе по центру сплошного фронта, который сопровождается одновременными фланговыми ударами типа а-ля Клаузевиц — Шлиффен — Мольтке. Вот почему уже в плане «Восточной кампании» появилось сразу три главных направления удара по СССР. Нанесение удара сразу по трем главным направлениям, центральное из которых является наиглавнейшим, давало, по мнению герров генералов, возможность не только стремительного взлома всей обороны СССР и не менее стремительного прорыва в глубь его территории. Это явилось прямым отражением монопольно господствовавших в сознании фюрера сугубо антисоветских, русофобских и вообще славянофобских соображений. Одновременно такая стратегия планирования агрессии создавала возможность стремительного окружения советских войск, вплоть до ситуаций «котлов» и перевернутого фронта. Чем впоследствии советские войска в буквальном смысле слова сверх всякой меры «объелись» в 1941 г.

Однако, поняв, какие стратегические выгоды дает такое планирование агрессии против СССР, Гитлер и его генералы буквально взвыли, придя к выводу, «что никакого точного решения относительно восточной кампании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операций в самой Восточной Польше». Вот так на повестку дня окончательно и выдвинулся вопрос о ликвидации Польши, потому как только таким путем Гитлер и его генералы могли создать базы для операций в самой Восточной Польше, сиречь, по-нашему, в Западной Украине и особенно Западной Белоруссии.