Дермот подпевал Эду Ширану по радио, барабаня по рулю. Лог присоединилась к нему, хотя и не знала слов – ее обычное безумное хихиканье очень подходило к этой песне.

– Хе-хе-хе, я влюблен в твое тело, – пели они уже дуэтом, – хе-хе-хе, я влюблен в твое тело…

Я дернул себя за волосы. Не знаю почему, но мне от этих строчек становилось не по себе, и как назло все вокруг, казалось, постоянно пели только эту песню. Я смотрел в окно, пытаясь вести себя так, будто был далеко отсюда. Кэрол мертвым сном спала на моих коленях. Ее голова была тяжелой и горячей. Когда мы проезжали через Килдэр, вдруг померещилось, что прямо на меня из-под моста смотрит пара ярко-красных глаз. Разум шутил со мной безумные шутки. По крайней мере я на это надеюсь.

После передачи заключенных у нас оставался еще час возвращения в Килларни. Лог упрашивала сходить посмотреть на Лиама Нисона в Национальном музее восковых фигур. Хотя в целом я не имел ничего против встречи с восковым Лиамом Нисоном, но для меня это было не столь важно, как, например, встреча с восковой Джуди Денч. И ради такого я смог бы проделать весь путь до Лондона. Поверьте, я прокручивал эту гипотетическую поездку много-много раз, чтобы лишь посмотреть на Джуди Денч, сделанную из воска.

Поэтому я отпустил Дермота и Лог на другую сторону Лиффи, а сам остался в Джой. Очень хотелось встретиться с родителями, убедиться, что они не набили себе бандитских татуировок, и рассказать о своем странном посещении Лорда Десмонда Дули.

Зайти за фалафелями времени не было, поэтому мы разделили на троих шоколадный батончик из торгового автомата, который обдирает вас в фойе. Я рассказал родителям о том, как на меня в галерее Дули напала маленькая женщина с красными глазами, которая пахла рыбьими головами.

– Наверное, сообщница Дули, – предположил папа. – Ему точно нужна была помощь, чтобы украсть болотного человека. Сам-то он с трудом может поднять чашку чая.

– Никогда не поверю, что Дули помогает малый народец, – сказала мама, качая головой.

– Малый народец быстрый и проворный, они любят преступления и легкие деньги, – возразил я. – Дули явно в сговоре с этой красноглазой, скорее всего, и с другими тоже. Мне кажется, его преступления заходят гораздо дальше вашего случая и уходят в прошлое глубже, чем мы можем даже представить!

– Это уже слишком, Ронан, – сказал папа.

– Я знаю, но Дули и его маленькой команде стоит бояться, потому что я теперь в Специальном отделе!

Родители просияли от гордости; мама вытерла слезу. Я крутанул в воздухе воображаемой шилейлой и сделал такой жест, словно прицепляю на грудь невидимый значок. Этот жест немного смутил родителей, и пришлось объяснить, что это всего лишь пантомима.

– Ага, и правда очень хорошо, Ронан, – сказал папа. – Наш парень очень силен в пантомиме.

– Я начал собирать досье на эту мелкую, – сообщил я, гордо вручая родителям тощую папку. Хмурый охранник свистнул в свисток, запрещая передавать что-то лично в руки, поэтому я просто описал им то, что лежало внутри.

Пока в папке было всего три вещи: скачанная из интернета фотография Дули, описание зонтика, который я потерял в его галерее, и главный прорыв в деле – почти целый отпечаток ботинка маленькой женщины, которая пахла рыбьими головами.

– Но откуда у тебя это, Ронан? – удивилась мама.

Я ничего не ответил, только поднял подбородок, на котором остался четкий след, чтобы показать, куда именно пнула меня вонючая женщина. Рисунок был неполным, но проглядывали едва различимые символы Шейла-на-Гиг – древней и довольно жутковатой богини плодородия. Говорили, что она отпугивает зло, но в случае с маленькой женщиной она, кажется, не особо преуспела. Поскольку у лепреконов нет двух одинаковых следов, для начала годилось и это.

В общем, пока доказательств было немного, не считая признания самого Дули, что родители невиновны, но кто мне поверит? Я убрал папку обратно в куртку.

– Благослови тебя бог, сынок, – с чувством произнес папа. – Мы так гордимся тобой.

– Но, надеюсь, отсюда ты вытащишь нас не слишком уж скоро, – усмехнулась мама. – Я бы не хотела пропустить большую ночь твоего отца!

– Что на этот раз? – спросил я.

– Ну не хвали меня, Фиона… – Папа даже покраснел.

– Скажи ему! – настаивала мама.

– Ты же знаешь, что я сейчас состою в банде Кинахана, а твоя мать – в банде Хатча?

– Да, и мне это совсем не нравится, – твердо сказал я.

– Ну так вот, на днях я устраиваю специальную выставку, где будут демонстрироваться картины и скульптуры обеих банд, – гордо сказал отец. – Нет такой пропасти, края которой искусство не смогло бы соединить!

– Отлично, – выдохнул я. – Рад за тебя, пап, хорошая работа.

Охранник постучал меня по плечу, показывая, что время вышло. Я обнял родителей.

Мама, обнимая меня в ответ, прошептала на ухо: «Удачи, Ронан. И да, банда Хатча придет на выставку, только чтобы устроить небольшую заварушку и показать Кинаханам, кто здесь главный».

– Чтобы устроить драку? Мам! А папа вообще в курсе? – спросил я испуганно.

– С ним все будет в порядке, он под моей защитой. В банде Хатча я далеко не последний человек, все-таки самый лучший чтец и машинистка. Я присмотрю за твоим отцом, обещаю, – сказала мама. – Просто подумала, что тебе следует знать. Люблю тебя. И будь осторожен.

Я покачал головой и направился обратно к полицейскому фургону.

Всю дорогу назад взволнованная Лог Макдугалл без умолку рассказывала нам о восковом Лиаме Нисоне, которого только что видела, в мельчайших подробностях, какие мы только хотели услышать [41].

В течение следующих нескольких дней мы вместе с капитаном в основном расследовали разные несерьезные преступления. В одном из них жители небольшого поселка Гуидор решили, что их колодец заколдовали, и он начал с ними разговаривать. На самом деле на дне поселился клурикон, убеждавший местных бросать вниз трубки, монеты, арфы и даже мобильные телефоны. Малый народец не умеет пользоваться телефонами, да и покрытия сети в Тир На Ног нет, но они ужасно любят всякие занятные человеческие штуки, в особенности почему-то с логотипом Apple.