с визажистом, и когда я увидела себя в зеркале, чуть не лишилась чувств.

Демидов поднимается, обходит вокруг и разглядывает меня с преувеличенным интересом.

— Нет, — отвечает довольно резко, — но если ты хочешь быстро и без проблем получить развод с Айдаровым, у тебя есть только один способ — ему изменить. Это беспроигрышный вариант, увидишь, он сам тебя прогонит. А я единственный способ сделать его безболезненным для тебя. Но и выставлять себя посмешищем я не позволю. Если хочешь числиться моей любовницей, будь добра соответствовать моим предпочтением. Я никогда не повелся бы на твои бабские шмотки и образ примерной школьницы.

— Тебе нравятся шлюхи?

— Мне нравятся яркие, уверенные в себе женщины. А не убогое домашнее приложение Рустама Айдарова. Пойдем, — он берет меня за локоть и тащит из кабинета.

За то время, что я живу в его доме, уже начинаю привыкать к его убийственным манерам. Если Демид желает что-либо сказать или показать, он будет тащить прямо за шиворот. Особенно если надо срочно здесь и сейчас.

А ему надо всегда только так. Интересно, он себя со своими женщинами тоже так ведет? Я живу в доме Ольшанского уже неделю, но за все это время видела его от силы раз пять. Меня это устраивало, если честно, сближаться с «братом» особого желания не было.

Но при этом о своем хозяине достаточно рассказал его дом. Здесь у Демида есть определенная зона, куда для меня вход категорически запрещен. При этом в кабинет можно проходить без всяких ограничений.

Я смутно представляю себе женщину, которая бы смогла с ним жить. Тут от одних правил и запретов можно свихнуться. Я хотя бы могу себе позволить с ним совсем не общаться.

Ольшанский приводит меня в свою гардеробную, ставит перед зеркалом от пола до потолка и заходит за спину, крепко держа за локти.

— И где ты здесь увидела шлюху? — спрашивает, и я понимаю, что он раздражен. — Лично я вижу красивую женщину, на которую ее мужчина не жалеет денег. Другое дело, если тебе Айдаров не позволял никуда появляться в таком виде.

Смотрю в зеркало и нехотя признаю, что Ольшанский в чем-то прав. Частично. Рустам не жалел на меня денег, но в таком виде он бы меня из дома точно не выпустил.

Другое дело, что меня это устраивало. Муж любит, а внимание остальных мужчин меня мало интересовало. Меня интересовала моя семья и мой дом.

— Платье слишком открытое, — бормочу я, — я к таким не привыкла.

— Если ты не привыкла, это не значит, что такое носят только шлюхи.

И здесь он прав. Открытые плечи и кружево с крупным плетением на спине достаточно вызывающе смотрятся. Но в то же время не вульгарно, а скорее интригующе.

— Макияж слишком яркий…

— Потому что ты яркая девушка, Соня. Айдарову очково было, чтобы на тебя обращали внимание.

— Неправда, Демид, — не соглашаюсь я, — муж ни в чем меня не ограничивал. Если бы… Пока он мне не изменил, я была с ним счастлива.

— Откуда ты взялась такая наивная, Софья? Айдаров не мог не понимать, какой ты можешь быть. Но ему было удобно иметь дома ручную декоративную собачонку.

Его слова больно бьют, хочется доказывать и спорить, но внезапно на ум приходит Лиза. Она моложе меня, но на ее лице уже есть и ботокс, и силикон. И мой муж заделал ей ребенка без всякой оглядки на домашнюю и уютную жену. Ему не повезло лишь в том, что я обо всем узнала.

— Наверное, ты прав, Демид, — вздыхаю я, — я зря его защищаю.

— Ты просто слишком порядочная, Соня, — скалится тот, — и немного подпортить тебя не помешает. Как минимум в глазах Айдарова.

***

— Ты так и не сказал, куда мы едем, — говорю очень громко, потому что уже в третий раз задаю вопрос, и два первых раза Демид проигнорировал.

Он сидит напротив меня в просторном салоне лимузина и просматривает бумаги, пока я сверлю его требовательным взглядом. Поднимает пугающе знакомые глаза, и на его красивом лице проявляется удивление.

— Разве? Я сказал, что ты едешь со мной.

— Но не сказал, куда.

— Это имеет значение? Ты все равно не знаешь этих людей. Просто прием. Я еду туда помелькать, ты едешь со мной. Все.

И снова углубляется в бумаги.

— А почему в лимузине?

Демид опять поднимает глаза, на этот раз в его голосе звучит раздражение:

— Соня, если ты хотела прокатиться на троллейбусе, надо было просто мне об этом сказать.

И все. Он занят, я молчу.

— Рустама там не будет, — не поднимая головы, вдруг говорит Ольшанский. — По крайней мере в списке гостей не было.

У меня тысяча и один вопрос, но задавать их отпадает всякое желание. Наконец Демид откладывает бумаги в сторону и потирает переносицу.

— Прости. Я обычно слишком погружаюсь в процесс и не люблю отвлекаться. Теперь я свободен. Если у тебя есть вопросы, задавай, у нас есть еще несколько минут.

Я теряюсь от его неожиданно дружелюбного тона.

— Ты человек-качели, Демид, — говорю все еще шокировано, — как с тобой можно ужиться?

Он трет переносицу, смотрит в потолок лимузина. И отвечает вполне серьезно:

— Очень легко, София. Со мной просто не следует жить.