и разворачивает ко мне.

Узнаю вскрытый облачный файл с моим настоящим эпикризом. Пароль — телефонный номер Анны…

— Ты рылся в моих файлах, — бросаю обвинительным тоном, но в ответ обрушиваются тонны настоящего арктического льда.

— Ты меня обманула, — голос Ольшанского звучит как приговор. — Я бы палец о палец не ударил, если бы знал, что ты осталась беременной от этого ублюдка Айдарова.

— Только попробуй причинить вред моему ребенку, — шиплю я. — Это моя дочь, ясно тебе? Только моя.

Мне удается его ошеломить.

— Дочь? — рассматривает недоверчиво все еще плоский живот. — Откуда ты знаешь?

Силы разом меня покидают, сползаю по стенке на пол.

— Не знаю, — качаю головой, — просто знаю и все.

Он молчит, смотрит в потолок, разглядывает стены. В воздухе повисает звенящая тишина, но на меня она действует успокаивающе. Закрываю глаза и запрокидываю голову, упираясь в стену.

— Самый дебильный пароль, который только можно придумать, это чей-то телефон, — заговаривает первым Демид. — Мне даже ломать было неинтересно.

— Почему тебе так нравится выставлять себя подонком и сволочью? — спрашиваю, не открывая глаз.

— Возможно потому, что я такой и есть, — уклончиво отвечает Демид и продолжает без перехода: — У тебя час на сборы. Через три часа у нас самолет.

***

Наверное я чего-то такого и ожидала, поэтому и не позволяла себе расслабиться. Стоит нам войти в здание аэропорта, как я сразу замечаю Рустама с двумя охранниками. Они стоят у входа в зону предполетного досмотра и, увидев нас, даже не шевелятся.

Оборачиваюсь к Демиду.

— Ты опять?

— Не хочу потом поиметь лишние проблемы, — он даже не отрицает, чуть заметно пожимает плечами. — Ты все еще можешь передумать. А я все еще не тяну на конченного отморозка.

— Тебе нужно было идти в режиссеры-постановщики, — бубню сердито. — Ты помешан на постановочных сценах!

— Я польщен, что ты такого высокого мнения о моих возможностях, но придется тебя разочаровать, — отвечает Демид. — Я не президент, чтобы перекрывать аэропорт и не впускать сюда Айдарова.

Внутренне сжимаюсь, хочется зажмуриться и закрыться руками. Но Рустам больше не делает попыток ни заговорить со мной, ни остановить. Он просто стоит и смотрит.

И тогда я понимаю. Он ждет, когда мы подойдем ближе. Я никак не попаду на паспортный контроль и предполетный досмотр, минуя Рустама. А Демид не хочет вмешиваться.

Мы быстро проходим регистрацию и направляемся к пограничной зоне.

— Иди за мной, — приказывает Демид, и я иду, не чувствуя под собою ног.

Сейчас мне предстоит самое тяжелое — пройти мимо Рустама, глядя ему в глаза. Он должен понять, что это мой окончательный выбор. Но стоит войти в зону его воздействия, меня начинает трясти.

Заставляю себя поднять глаза и едва удерживаюсь от крика, увидев напряженный, полный боли взгляд. Муж больше ничего не говорит. Не просит, не угрожает Демиду, не уговаривает меня вернуться.

Он молчит и смотрит. Я тоже смотрю.

Его губа уже не кровит, ссадины обработаны. На первый взгляд особых шрамов не видно. Но я знаю, что у него, как и у меня — все внутри. Наши раны и шрамы, все там.

Иду, не отводя глаз, находясь в спасительном отупении. Прохожу совсем близко, мы даже чуть касаемся друг друга рукавами. Кажется, он вот-вот сорвется, бросится ко мне. Его сдерживаемая ярость так и рвется сквозь внешнюю оболочку обманчивого спокойствия.

С трудом преодолеваю желание повернуть голову. Кусаю изнутри губы и когда разрываю зрительный контакт, мне явно слышится звон лопающихся уз, которыми мы были связаны. И еще некоторое время я ничего не слышу, оглушенная этими звуками.

Только когда сидим в самолете, понимаю, что не спросила Демида, куда мы вообще летим.

— Куда мы летим, Демид?

— Тебе не все равно?

— Все равно.

— Вот и отлично.

Самолет набирает высоту, выравнивается, под нами расстилается бескрайнее облачное море. И я вдруг слышу со стороны сидящего рядом мужчины глухое и сиплое:

— Моя мать умерла не сама. Ее отравили. Я провел расследование и знаю точно. Они тоже знают. Они все знали, что это сделала она.

«Они» — это Айдаровы. А «она» — это… Ясмин?

И хоть в салоне не холодно, меня до костей пробирает дрожь.

— Спасибо, Демид, — легонько сжимаю и отпускаю его руку. — Спасибо, что увозишь меня оттуда.

Он ничего не отвечает, но мне его ответ и не нужен. Я сама все знаю.

Глава 15

Рустам

Я до последнего не верил, что она улетит. Не допускал даже мысли. Был уверен, что останется, пусть на своих условиях, на любых. Я на все что угодно был согласен.

До последнего знал — она все еще та моя светлая девочка, светлая и нежная. Подонок Ольшанский лгал, пускай и достаточно убедительно, когда говорил, что Соня ушла к нему.