После этой прогулки я сказал на ресепшене гостиницы, что намерен съехать на следующий день. Затем поднялся к себе в номер, сел на кровать и снова занялся адской игрой в телефон. Телефонные номера были словно вытатуированы на концах моих пальцев. Я позвонил в последний раз в дом в Беверли-Хиллз. Мажордом приветствовал меня как старого знакомого.

— Говрит Эрик Ландлер, европейский друг миссис Говард. Вы по-прежнему не знаете, где она может находиться?

— Мне весьма жаль, мистер Ландлер, но она мне не звонила.

— В таком случае я прекращаю свои попытки, — произнес я безразличным тоном. — Я уезжаю в Европу, в Париж.

Метрдотель задумчиво сказал:

— А вы не хотите еще раз позвонить на ранчо, сэр? Я могу сказать вам второй номер телефона «Золотого Дождя». Это ранчо так называется «Золотой Дождь»… Готов продиктовать.

Я нервно нацарапал на листке бумаги номер моего последнего шанса. Я положил трубку и сразу же позвонил в Неваду. Судя по номеру, это место находилось в районе Карсон-Сити. После третьей моей попытки кто-то поднял трубку.

— Дом миссис Говард.

Я подавил вздох.

— Я хотел бы поговорить с миссис Говард.

— Ее нет в доме, она куда-то вышла, возможно, на конюшню. Хотите, я ей позвоню?

— Да.

— Как вас представить?

— Ее французский друг.

— Французский друг? — повторил голос.

— Да.

— Хорошо, подождите, пожалуйста.

Затем наступила тишина, полный вакуум, воздух дрожал, и я с удивлением понял, что молил Бога. Я не молился уже лет десять, пятнадцать или двадцать. Меня надо было гнать пинками на мессу. Я не был ни мальчиком в хоре, ни служкой, ни верующим, никогда не был сторонником церкви. Но в тот момент я обращался к Богу и требовал от него чуда.

— Вы ждете? — спросила телефонистка.

— Да, но не прерывайте связь.

— А вы не могли бы положить трубку и перезвонить?

— Нет. Прошу вас, не вешайте трубку.

Я привык болтать с телефонистами и телефонистками, эти люди были очень полезны и любезны. И вдруг я услышал женский голос:

— Алло?

— Энджи?

— Кто это говорит?

— Эрик. Вам разве не сказали, что звонит «французский друг»?

— Нет.

Я почувствовал одновременно облегчение, настоятельную потребность в теплоте, нежности, в чем-то, что могло походить на дружеское отношение. Мне надо было сдержаться и не пугать ее поспешностью, которую она могла не понять.

— Хочу быть откровенным…

— Какая гнусная фраза, — ответила она почти со смехом — Как всегда обманываете?

Я спохватился:

— Нет, но мне трудно признаться в том, что мне вас не хватает.

— Не хватает?

— Ну да… Мне не хотелось бы расстаться с вами, оставив о себе неприятное впечатление. У Роя я чувствовал себя неловким и почти застенчивым, загруженным проблемами. Вы сбили меня с толку…

Молчание. Отключили линию?

— Алло, Энджи?

— Я здесь, — сказала она. — Я вас слушаю. Я что-то не заметила, чтобы вы были смущены. Вы показались мне таким спокойным.

— Тем лучше, но я оборонялся.

— Почему?

— Я впервые в жизни был взволнован, почти потрясен такой женщиной, как вы. Короче говоря, мне захотелось еще раз услышать ваш голос.

— Вы уезжаете в Париж?

— Да.

— Когда?

— Скоро. Вот только попрощаюсь со своей любовью Голден Гейт.

— С вашей любовью?

— Да, его можно любить.

— Предмет?

— Да.

— Если бы вы побывали в Африке, вы бы ее полюбили, — сказала она.

— Возможно.

— Непременно.

— Нам надо так много сказать друг другу, Энджи.

— Откуда вы звоните?

— Из Санта-Круз.

— А что вы делаете в Санта-Круз?

— Уже двое суток пытаюсь вас разыскать.

— А почему Санта-Круз?

— Воспоминания о тех временах, когда я искал свою Америку.

— И вы ее нашли?

— Я прошел мимо…

— А не увидеться ли нам? — произнесла она с некоторым колебанием, — Но я не хочу настаивать. Вы не проявили энтузиазма, когда я сделала вам первое приглашение.

— Я — человек сдержанный, не слишком экспансивный.

— Я ждала вашего звонка, — заявила она.

— Значит, все в порядке.

— Эрик, так что вы решили?

— Я не решаюсь. До сих пор я любил только Голден Гейт.

А если я еще и в вас влюблюсь, то по возвращении в Европу буду чувствовать себя несчастным.

— Я не ищу любовных приключений, — сказала она, — Мне не повезло с замужествами, и я стала недоверчивой. Но вы — совсем другое дело, а один визит ни к чему не обязывает.

— Энджи, рядом с вами меня охватывает некое чувство, которое очень походит на счастье. А поскольку я законченный эгоист, мне очень бы хотелось найти это самое счастье.

— Рядом со мной? — воскликнула она — С той, которая все портит?

— Ну да. Не знаю, что уж вы там портите, но ваше присутствие успокаивает, а мне так необходимо успокоение. Я сейчас нахожусь в дрейфе.

— Что у вас за проблема?

— Трудно признаться, но открою вам тайну: когда я сказал Рою, что взял годичный отпуск, я соврал. Я бросил работу во Франции и совершил безрассудный поступок.

Я крупно рисковал. В глазах всемогущей владелицы американской компании, опасливой наследницы, я выставлял себя человеком непостоянным и неосторожным в профессиональном плане.

— Если у вас были материальные возможности все бросить, — сказала она, — вы, несомненно, поступили правильно. Но, надеюсь, что не турнир у Роя был причиной этого решения?

— Вовсе нет. Я принял его приглашение, потому что люблю Америку.

— Почему? — спросила она — Почему?

— Это моя Святая земля. Начиная с двадцатилетнего возраста я приезжал сюда для того, чтобы пропитаться событиями, потрясениями, успехами, восхищением, иногда гневом. Я страдаю от безумного влечения, от дьявольской зависти… Только здесь я понимаю наш век.

— Вы быстро отрезвеете. В Америке можно выжить только в беспощадной борьбе.

Я покачал головой, мне не следовало было ее пугать.

— Сейчас 15 часов, — сказала она, — Вы могли бы еще успеть вернуться в Сан-Хосе и сесть на самолет до Рено… А затем взять напрокат автомобиль и поехать в направлении Карсон-Сити. Мое ранчо находится в этом районе. Это было бы забавно.