раз видел отряды мужчин в камуфляже, но не решался к ним выходить - было совершенно непонятно к какой стороне конфликта они принадлежат. Хотя они могли оказаться, и вообще какими нибудь бандитами и мародерами и для которых сбитый советский лётчик представлял определенный интерес в качестве ценного приза. По части ходили слухи, что за советскими солдатами идет настоящая охота - коварные янки щедро платят за каждого доставленного к ним пленника, поэтому он не мог рисковать.

Из-за оставленного возле разбитой машины передатчика он не мог связаться со своими, а за все три дня скитаний так и не встретил ни одного советского воина, но зато неоднократно замечал технику и солдат противника. Всё это придавало ему сил идти дальше, благо с собой у него был предусмотрительно взятый из вертолёта НАЗ.

Наконец на четвёртые сутки своих скитаний он вышел к указателю сообщавшему, что до городка, где разместился штаб их группировки осталось пятнадцать километров. Получив эту информацию Алексей воспрял духом - близость штаба обещала безопасности скорое воссоединение с боевыми товарищами.

Но чем ближе подходил пилот к городу тем неспокойнее становилось у него на душе. Буйная балканская растительность, благодаря которой он оставался незамеченным всё это время, начинала демонстрировать признаки увядания и болезни. Деревья сбрасывали свою листву, кусты стояли все поникшие, а трава и вовсе выглядела так, как будто её обработали горелкой. Сначала Савельев списывал это на отсутствие дождей, затем на последствия бомбардировок или артиллерийских ударов, но чем дальше он шёл, тем больной выглядела природа. А когда к печальному внешнему виду окружающей растительности добавился и едва заметный химический запах с каждым пройденным километром становится всё сильнее, пилот с ужасом понял куда, зашел.

Ведь им не раз рассказывали про звериную сущность капиталистических захватчиков, и про то что они ради своих интересов готовы на любые преступления, а он пропускал это мимо ушей считая скучной пропагандой от косноязычного политрука. Но теперь видя следы явной химической атаки он понял куда привела его беспечность. Развернувшись он стремглав бросился прочь. С ужасом осматривая себя на предмет язв, нарывов и проверяя как работают легкие. Вспоминая учения по противохимической защите он на бегу принялся рыться в содержимом НАЗа. К его великому сожалению там не было противохимического пакета, а простая аптечка была укомплектована только бинтами, да раствором йода.

Выбравшись из зоны заражения он нашёл какую то лужу оценив её содержимое как пригодное для питья (в воде плавали головастики и прочая живность), принялся протирать тело и одежду чтобы по возможности смыть химическую отраву.

Закончив с санобработкой он серьезно задумался - если дело дошло до химического оружия, то конфликт переходит в очень горячую фазу - тут и до тактических ядерных ударов недалеко, а значит ему надо во что бы то ни стало попасть к своим, иначе он рискует вляпаться в совсем нехорошие вещи. К счастью, у него была идея как ускорить своё возвращение.

***

Анатолий Анатольевич Житков сидел в своём кабинете и перебирал тоненькую стопку бумаг. Приказы, распоряжения, служебные - документов день ото дня становилось всё меньше и меньше, как будто жизнь на заводе замирала. И это было странно так как он не далее месяца назад подписал распоряжение о переходе производства на круглосуточный режим работы - местная комсомольская ячейка объявила социалистическое соревнование какая из конвейерных линий выпусти больше автомобилей за квартал. Анатолий Анатольевич тогда только усмехнулся подписывая приказ - несмотря на все его старания производство продукции хронически сбоило. А число выпускаемых машин удавалось удерживать в рамках спущенных планов только откровенно закрывая глаза на брак.

Брак, был главной бедой завода, что бы не делал его предшественник, и он сам всё равно качество продукции оставляло желать лучшего. И в этом виноваты были не только криворукие бракоделы на конвейеры, но и “доблестные” смежники поставляющие метизы с такой резьбой, что иного выхода, кроме как забивать их в отверстия, не было. Да дело было и не только в метизах - краски, листовой материал, ткани на обивку, абсолютно всё имело огромнейший процент брака, а затевать долгие споры, рекламировать негодные материалы значит остановить конвейер. А за такое его точно если не отправят лес валить, то точно снимут с должности, лишат всех наград и осрамят на всю оставшуюся жизнь.

Хотя в последнее время начальник бюро внешней приемки перестала жаловаться на качество приходящих материалов. Генеральный директор уже начал думать что она смирилась с этим обстоятельством и просто не заявляет об этом на совещаниях, но отчеты предоставляемые ему демонстрировали снижение уровня брака.

“Неужели они решили просто не регистрировать эти факты” - подумалось ему. Нажав кнопку на селекторе он попросил секретаря вызвать к нему начальника ОТК.

Через несколько десятков минут к нему в кабинет зашёл седовласый мужчина.

- Здравствуйте, Игорь Михайлович, — поздоровался он с вошедшим мужчиной.

- И вам доброго здравия, — ответил Начальник ОТК присаживаясь за стол перед директором.

- Ответьте мне на один вопрос, — ехидно взглянув на сидящего перед ним человека, начал Житков, — как у нас на предприятии обстоят дела с браком?

- Да как вам сказать, — развел руками Дубровин, — согласно утвержденным стандартам, выявляем, наказываем…

- Почему по отчётам количество бракоизвещений снизилось на порядок, а карточки разрешения на допуск мне вообще перестали поступать?, — с нажимом произнёс директор.

- Тут такая ситуация…

- Ну же смелее, — подбодрил Житков, — не съем же я вас.

- Брака стало меньше потому что его перестали делать, — выдал на одном дыхании мужчина.

- Это как так?, — искренне удивился директор.

- Всё началось с того что на завод с очередной партией специалистов прибыл один парень по общесоюзной комсомольской инициативе.

- Комсомольской инициативе?, — нахмурил брови Анатолий Анатольевич, — это тут причём? Ничего не понимаю…

- Вот и мы сначала не поняли, а потом всё так завертелось!

- Ну ка поподробнее…

Глава 12

Михаил Прокопьевич работал на железной дороге не уже три десятилетия и имел такой громадный опыт, что мог замечать малейшие детали недоступные другим обходчикам. Вот и сейчас идя вдоль состава и постукивая молотком на длинной ручке по колесным парам, боковым рамам и буксовым узлам он определял на слух не только неисправности вагона, а даже его загрузку и в некоторых случаях содержимое. У одного из вагонов он остановился нахмурившись, что то в отзвуке его инструмента