А вот он и ударит в это место и прорвется в лощину! Надо, правда, еще подготовить добровольцев и сформировать группу прикрытия, но это уже детали. Главное — продумать дальнейший маршрут.

Свернуть в сторону, пройдя лощину, не удастся — бандиты наверняка перекроют все тропинки. Подниматься вверх, в горы, — бессмысленно, это означает самих себя загнать в ловушку, похуже этого здания. Ловушку, из которой нет выхода.

Они не раз бывали в лощине во время учебного поиска, это знакомство может сейчас очень пригодиться.

Майор на несколько мгновений прикрыл глаза, стараясь отрешиться от звуков стрельбы и взрывов, выкриков и ожесточенного мата бойцов. В памяти всплыла узкая каменистая лощина, ведущая в горы. Правая сторона ее упиралась в почти отвесную стену, на которой даже цепкая трава и кустарник не могли удержаться.

А вот слева…

В одном месте слева был обрыв.

Бойцы, поглядывая вниз, называли это место пропастью. И, конечно, никому не приходило в голову сделать попытку спускаться туда, даже в порядке тренировки.

Чем больше думал майор Геращенко об оптимальном направлении прорыва, тем более утверждался в мысли, что путь из лощины вниз — единственная возможность вырваться из смертельных тисков, в которые они попали.

Он аккуратно сложил карту, спрятал ее на груди. Теперь необходимо заняться группой заслона. Практически все они — смертники, но он знал своих ребят и не сомневался, что желающих найдется немало — больше, чем необходимо.

Майор не ошибся.

Первым, кто выразил согласие занять рубежи прикрытия, был Иван Овсиенко…

— А страшно было? — спросил в этом месте внимательно слушавший рассказ Матейченков.

Иван на несколько мгновений прикрыл глаза, словно припоминая последние минуты сражения в осажденной школе, и негромко произнес:

— Страшно, товарищ генерал.

— Рассказывай дальше.

К этому моменту совсем стемнело.

Небо, в отличие о прошлой ночи, было затянуто облаками, луна показывалась лишь изредка.

План майора был таков: по его сигналу, неожиданно для противника они разрушают импровизированную баррикаду, преграждавшую вход в школу, и прорываются по территории лагеря в сторону лощины. Добираются до рва и колючки.

С собой берут доски от баррикады, чтобы как можно быстрее, без помех перебраться через ров.

— Боевики были ошеломлены, — рассказывал Овсиенко генералу, дожевывая очередной бутерброд. — Они, видимо, сами готовились к очередному и последнему штурму здания и собирались с силами. Огонь немного затих, бандиты перестраивали боевые порядки… А тут мы мигом разобрали баррикаду и ринулись на них, как скаженные…

— Все вместе?

— Нет, товарищ генерал. Нам майор заранее растолковал, где чье место, кто какую боевую задачу выполняет. И направление общее определил, чтобы не разбежались, как овцы по загону.

— Ты на каком месте был?

— В первой пятерке.

— Почему? Ты ведь в группе прикрытия?

— Все верно. Но мы тащили доски от баррикады, чтобы сразу положить их через канаву.

— Бежали кучно?

— Упаси бог. Рассеялись, чтобы нас одной пулеметной очередью не покосили. И потом, снайперы у чеченцев больно зловредные. Метко стреляют, паразиты.

— Знаю, — кивнул генерал.

— Моего лучшего друга убило, когда рядом бежал со мной… Он тоже входил в группу прикрытия… Пуля снесла ему полчерепа — разрывная, что ли… Я прихватил и его доски.

— Не перехватили вас по пути?

— Несколько рукопашных схваток было. Но задержать нас не смогли. Пробились мы ко рву, навели на живую нитку переправу. Основной отряд перебрался на ту сторону…

— А вы где организовали рубеж?

— Да здесь же, во рву. Как только ребята перешли, сбросили доски на дно — там уже лежали старые мостки — и приладили автоматы к краю…

— Готовый окоп.

— Точно! Тут чеченцы пришли в себя и сгоряча ринулись вдогонку за нами. Темнотища — хоть глаз выколи, луна спряталась. Я различал бандитов только по вспышкам выстрелов. Как увижу вспышку перед собой — туда и палю. А нас, извиняюсь, хрен достанешь — мы же в окопе сидим! Пока то да се — отряд наш успел скрыться из виду, растворился в ночи.

— Но ты, стреляя, ведь тоже обнаруживал себя вспышкой? — произнес Матейченков.

— Я делал выстрел и тут же перебегал на другое место. Как и остальные ребята из прикрытия. Не могли бандиты никак к нам приноровиться, нескольких мы подшибли… И тут нам начали стрелять в спины. Как говорится, редко, да метко. Наверно, это были снайперы боевиков. Они засекали вспышки выстрелов и тут же били наверняка. Вроде место было ими заранее пристреляно… Уж не знаю, как это получилось. Наших становилось все меньше. Я-то быстро перебегать с места на место не мог из-за контузии, которую перед этим получил. Но пули меня миловали — и с той, и с другой стороны. Хотя к святым не отношусь, — слабая улыбка впервые тронула губы Овсиенко.

— Сколько атак отбили?

— Не считал, товарищ генерал. Бандиты накатывались волнами, на потери внимания не обращали.

— Они же обойти вас могли.

— Могли, вне зоны действия наших автоматов, — согласился Овсиенко.

— В чем же дело?

— Вот тут у них хваленой смекалки не хватило. Думаю озверели они, что наши сумели пробиться, вот и рвались за ними.

— Дальше рассказывай.

— Ну, отбиваемся мы изо всех сил. А уже развиднелось, солнышко из-за горы вылезает. Мы продолжаем держать оборону. Когда короткая передышка — обсуждаем, как догонять своих: майор перед началом прорыва объяснил всем, каков будет примерный маршрут движения, — сказал Овсиенко.

— Ешь еще.

— Спасибо, товарищ генерал.

— Спасибо — да?

— Спасибо — нет, — снова улыбнулся Иван. Похоже, он начал понемногу оттаивать, зажатость исчезла.

— Ну а когда рассвело?

— Когда рассвело, стало совсем худо, — понурил голову Овсиенко. — И даже не из-за боевиков. Они, похоже, все-таки догадались обойти группу прикрытия, а нас просто держали в засаде, которая превратились в ловушку.

— Дожать и уничтожить?

— Ну да. Больше всего нам досаждали редкие выстрелы со стороны невидимых снайперов. Когда вышло солнце, мы стали для них хорошей мишенью. Сверху, с горы все хорошо видно, и они начали нас отстреливать за милую душу. Мы же им ответить ничем не могли.

— Могу тебе сказать, Овсиенко, что мы всерьез возьмемся за чеченских снайперов, — сказал полпред президента. — Создана уже особая группа, которая прижмет их к ногтю.

— Вот это было бы славно, товарищ генерал. Один такой гад может нанести урона больше, чем целая рота боевиков. Мы чувствовали себя перед ними совершенно беззащитными: ни спрятаться, ни скрыться, ни убежать. Ни сдачи дать, как следует. Солнце толком еще не взошло, а из всего прикрытия я остался в единственном числе. То слева, то справа пали наземь мои товарищи, сраженные меткой пулей.