Вадим улыбнулся, подошёл и чмокнул Софью в лоб. А потом пошел в кабинет, расстёгивая рукава.

— Сейчас, пять минут и пойдем пить чай.

— Хорошо.

Он закрыл за собой дверь и прошел к камину, потянул за скрытый рычаг, приложив силу, и потайная дверь за камином открылась. Вадим проверил ловушки и, удостоверившись, что никто не проникал в бункер, спустился по лестнице.

Вадим расстегнул и снял бронежилет из-под рубашки и снял контакты с портативной батареи на поясе. Даже находясь в сотнях километрах от фронтов он держался настороже.

В бункере хранилось оружие. Прототипы новой взрывчатки и ядов. Вадим исследовал все способы борьбы с новым врагом, тайно борясь с теми, кто попадался ему на пути. В морозильнике бункера хранилось несколько образцов, в том числе и сердец этих странных существ. Отдельно Вадим хранил черный череп коллеги, заперев его в отдельный несгораемый сейф. Ни то, чтобы его могло что-то прям уничтожить, Вадим скорее боялся кражи, ведь на любой, даже самый хитрый замок, находился ключ.

Вадим проверил сигналы от радиостанций и пошел наверх.

Камин тихо закрылся, и Вадим позволил себе налить немного ликера. В дверь тихо постучались.

— Вадим, можно?

— Да, Соф, заходи, — Вадим сел в кресло рядом с рабочим столом.

Рядом стоял еще небольшой диван и кофейный столик. Сбоку в окно мягко светила луна, а в кабинете пахло дубом.

— А у нас, для тебя есть подарок, — сказала Софья и подошла с Петром к центру комнаты, — а где папа?

Мальчик в пижаме показал на Вадима и сделал неуверенный шаг, а потом еще и еще, пока не оказался у Вадима в руках.

— Потрясающе, — Вадим погладил сына по голове и повернул к Софье, — так, а теперь, где мама?

Мальчик протопал по ковру и чуть не упал в конце, но Софья его мягко поймала. Вадим почувствовал, что сидит и улыбается.

— Что? — он поднял взгляд на встревоженную Софью, которая прижала к себе Петра.

— Твои глаза!

Вадим повернулся к бокалу с ликером, в котором отразилось холодное бледное лицо и пара ярких синих огней.

— Блять, — Вадим заметил и еще одно отражение.

За окном на фоне луны висела человеческая фигура с парой ярких как звезд огней.

Вадим дернулся, чтобы вскочить с кресла, но в это мгновение окно пробила пара ярких шаров. Они залетели прямо в камин, где находилась сигнализация для бункера. Как бы быстро Вадим не соображал, он сделать ничего не мог.

Поместье поглотила яркая желтая вспышка. Он видел все, абсолютная память, нечеловеческая реакция впервые стали бременем. Словно в слайд шоу, каждый новый кадр приносил новую волну боли. Вадим хотел бы остановить эту киноленту, замедлить, порвать, выбросить и забыть как страшный сон, но не мог.

Кадр за кадром, миллисекунда за миллисекундой он видел, как они сгорают.

Взрывом его горящее тело вынесло на улицу, на лужайку перед тем, что осталось от поместья. Казалось, что Вадим просто лежит в снегу, задрав голову к звездам и не обращает внимание на разгорающийся пожар.

***

Николай словно бредил. Каждый раз, как лейбмедику удавалось сбить температуру он словно видел кусочек реального мира. Как приходила его жена, сыновья, дочка. Как вокруг кровати словно наседка кружился доктор. Как раз за разом приходил Василий, менял влажные повязки у него на голове. Кормил с ложечки и разговаривал с императором, словно Николай его слышал.

— Вот Николай Павлович, еще ложечку, — Василий кормил обессилевшего императора, — это поможет, точно поможет.

Он приложил ладонь ко лбу Николая, чтобы проверить температуру.

— Я уверен, что вам рано еще нас покидать.

Василий постоянно следил за состоянием Николая, не уходя из его комнаты. Часто он вел разговор сам с собой, просто смотря в стену.

— Вот, знаете, приходил опять митрополит. Ну вот в нем ничего, от богобоязненного человека. Не преклоняется он перед высшей миссией, да и свою не понимает. У нас же у каждого есть миссия, иначе, зачем бы нас послали в этот мир? Вот пока человек не выполнит это миссию, то некуда ему деваться. Хоть он с крыши прыгнет, хоть под коляску броситься, а пока миссию не выполнил, никогда его не отпустят, с нашей грешной…

Иногда разговоры продолжались часами. В моменты просветления Николай просил пить или ходил в туалет. Чтобы помочь императору приходила старая няня и тогда они вместе обтирали Николая Павловича влажными полотенцами. А потом Василий снова приглядывал за императором.

— Вот и у вас же есть миссия. Я недавно думал, вы сделали столько шагов, остался только самый последний. Самый, самый главный. Только представьте, Николай Павлович, если вас запомнят, как Николай Освободитель, а не эти глупости, вроде Палкина. Но я вам ничего не говорил.

Николай не помнил, чтобы Василий так откровенничал с ним раньше, но чувствовал, что что-то важное есть в этих словах.

— Николай… Освободитель… — прошептал император пересохшими губами.

— Да, да, именно так я и говорю, — кивнул Василий, не сразу заметив, что ему впервые полноценно ответили, а потом спохватился и быстрее-быстрее налил императору чаю, — Николай Павлович, батюшка! Выпейте, выпейте скорее.

Денщик осторожно протянул блюдце к губам императора и дал отпить.

— Медленнее, медленнее, не спешите, не спешите так, — нянчился Василий.

А потом Николай Почувствовал, как ему полегчало, и он ушел в мягкий теплый сон. Не такой нервный, полный страшных снов и переживаний как обычно.

На следующее утро, он почувствовал, что прям полегчало. Словно что-то натянутое в голове отпустило, и даже дышать стало легче. Он больше не задыхался от душного воздуха комнаты.

Василий все так же караулил рядом с кроватью, но видно устал и задремал, повесил голову на бок.

— Вась… Вася… — тихо позвал Николай, чувствуя, что пересохший язык еле шевелится, — Вася…

Денщик несколько раз нахмурился во сне и открыл глаза, под которыми за бессонные ночи выросли большие синяки. Его одежда скомкалась, а седые волосы местами слиплись.

— Николай Павлович? — денщик уверенно посмотрел на императора и проморгался.

— Воды.

— Сейчас, сейчас все будет, — он снова набрал чая из чайника на блюдце и поднес Николаю, — он уже остыл, но крепкий, как вы любите. Пейте осторожно. Так, так.

Николай блаженно прикрыл глаза.

— Как себя чувствуете? Тут все жутко волнуются.

— Лучше, — твердо ответил Николай Павлович.

***

Вадим голым