Увидев в зеркале множество засосов по всему телу, я упала на колени, самым натуральным образом забившись в истерике.

Я продолжала терзать своё тело мочалкой, раз за разом намыливая и натирая грудь, руки, ноги и даже лицо. Во рту чувствовался приторно-солёный вкус, и я прополоскала рот раз, другой.

Да, я отмыла своё тело, но смогу ли так же легко отмыть и свою душу?

Я замедлила движения мочалкой, вспоминая некогда забытые слова лучшего друга: «Ты же волшебница!» – и закричала, ударившись затылком о кафель.

Я поняла, что втоптала в грязь всё то чистое и светлое, из чего состояла дружба нашего «золотого трио».

Своими пагубными желаниями я разрушила сам фундамент отношений, выстроенный приключениями и совместным преодолением трудностей.

Теперь уже никогда больше не будет этого «вместе». Я своим отвратительным поступком отрезала себе все пути к дружбе с этими замечательными волшебниками. Я больше никогда не увижу их, я больше никогда не осмелюсь вернуться в Англию.

Путь домой для меня заказан.

Самым мерзким было то, что я всё вспомнила. Каждую улыбку, каждый поцелуй, каждую просьбу и каждый стон.

Каждое проникновение и, главное, то неземное наслаждение, которое окутывало меня в их руках.

Взгляд в зеркало. Красное от трения лицо было чистым. Но вот в душе чистоты больше не было, как и на теле, которое стало всего лишь инструментом удовлетворения низменной похоти.

– Шлюха! – закричала я своему отражению и ударила его кулаком.

Зеркало разбилось, с печальным звоном посыпались осколки, символизируя полнейший крах жизни.

Без дружбы Деймона и Мэтта я больше никогда не буду цельной. Без них я никогда не стану собой.

* * *

Быстро собравшись, я тихонько открыла дверь спальни и осмотрелась. Парни лежали в тех же положениях. отлевитировала Мэтта на кровать рядом с Деймоном.

Потом прибралась, сметая все следы своего несмываемого позора, написала короткую записку: «Не ищите меня», – и ещё раз посмотрела на друзей.

«Последний взгляд», – решила я для себя и вышла из номера.

На выходе заплатила администратору ещё за три дня, стараясь не вспоминать, в каком виде та меня увидела.

Вдохнув тёплый, влажный воздух, я осмотрелась. На улице стояла яркая от городских огней ночь. Повсюду, словно деревья в огромном лесу, возвышались дома, почти царапающие небо. Они прикрывали своей тенью дома поменьше, даруя защиту от ветра и полуденного солнца.

Я подумала о родителях и понадеялась, что они примут меня – падшую, разбитую, опозорившую себя в глазах одних из самых близких ей людей – и простят.

От этой мысли надежды на то, что самолёт, в котором я полечу разобьётся, уже не так сильно меня домогали.

Вот только общего состояния это совсем не улучшало. Мне казалось, что она самолично обезглавила всех жертв, павших во время второго противостояния с Маркусом.

– Вы в порядке? – раздался голос водителя, когда я ехала в такси в аэропорт Джакарты.

Я взглянула в зеркало заднего вида. На неё смотрели добродушные бледные глаза старика с небольшими седыми усами и бакенбардами на лице. Он явно был англичанином. Но завязывать разговор и интересоваться, как он попал сюда, в эту удивительную страну, я не собиралась и отвернулась.

Я безучастно смотрела на проносившиеся мимо красоты города, который толком не увидела и, наверное, не увижу уже никогда.

– Вы будто кого-то потеряли, – мягко напомнил о себе таксист, словно я была его внучкой, заплутавшей в лесу.

А ведь так оно и было. Я заблудилась. Сначала в своих чувствах, потом – в своих желаниях.

И вот во что это вылилось.

В похоть, грязь, грех!

– Себя. Я потеряла себя, – прошептала я, и вытерла слезинку, катившуюся по щеке.

Аэропорт. Самолёт. Аэропорт.

Недолгий поиск нужной фамилии в справочнике. Тридцать фамилий Уилкинс и двое из них врачи. Не прошло и суток с моего позора, как я уже нежилась в крепких объятиях матери и отца.

Рыдала в их руках, захлёбываясь слезами. Извинялась и упрекала себя, за то, что стёрла память и не рассказала обо всём откровенно.

За то, что в какой-то момент волшебный мир стал мне ближе любимых родителей.

Дэн и Эмма Боунсы меня простили, пусть и были очень обижены. Но они на самом деле любили меня, поэтому о долгих обидах не могло быть и речи. Тем не менее, после обдумывания всего произошедшего, они попросили всё же рассказать о том, как я жила без них.

Вот завтра еще одна глава от страдающей Лиззи))) а вот в четверг… От Мэтта))) Очень уж интересно, забудет ли он друзей. С Деймоном все понятно. Будет искать. А Мэтт?

Мы сидели в гостиной снятого «Уилкинсами» домика на берегу океана. Всё здесь на удивление сильно напоминало мне, оставленный в Англии дом. Такие же голубоватые обои, пёстрая обивка мебели. Только вместо семейных фотографий на стенах висели пасторальные пейзажи. А самое главное здесь был океан, раскинувшийся на все обозримое пространство. Смотреть на него без слез было невозможно, он впитывал мою боль, мое унижение, наполняя силами для предстоящего разговора с родителями.

Силами для жизни в одиночестве.

Еще немного постояв, я прошла и села рядом с матерью на диван, взяв ее теплую руку в свою. Разговор не должен быть долгим. Деймон скорее всего помчится за мной, а видеться с ним я не планирую. Никогда.

Отец все это время меряет шагами комнату, поглядывая на меня исподлобья. Поджимая губы и готовясь очевидно высказать все что думает о своей непутевой дочери.

Мы никогда не были близки. А когда я узнала, что волшебница, отдалились окончательно. Мы жили в разных мирах, и я все реже приходила к родителям со своими историями, чаще всего просто закрываясь в своей спальне. Теперь же мир волшебной Англии для меня закрыт и родители единственный маяк, благодаря которому я могу еще плавать в этом бесконечном океане жизни

– О чём вам рассказать? – наконец, со вздохом спрашиваю я, прерывая гнетущее молчание.

– Обо всём. Ты мало что объясняла, пока училась в этой вашей закрытой школе или академии. Так, может, всё-таки пришла пора поделиться с родителями? – мягко предложила мама, поглаживая мою руку.

Но ее ласка не помогала избавиться от страха перед предстоящей исповедью. Не помогал и океан, мирно волнующийся в свете полуденного солнца.

Рассказать – значит пережить всё заново. Каждое испытание, каждый удар пыточным заклятием, каждую увиденную смерть. И… самое главное… своё падение. Падение, о воспоминаниях, от которых хотелось себя убить

. Падение, разрушившее жизнь. Падение, разбившее то немногое, что было по-настоящему дорого.