– Хорошо, я всё расскажу, – согласилась я и встала, нервно оглянувшись на дверь. Родители напряглись. – Но у меня есть просьба. Большая. Давайте переедем? Прямо сегодня. Сейчас.

– Но зачем? – недоумевали родители, переглядываясь.

– Я расскажу. Потом. Не спрашивайте. Пожалуйста, – шептала умоляюще, переступая с ноги на ногу, не в силах поднять стыдливый взгляд.

Родители молчали. А когда я краем глаза посмотрела на них, то увидела с какой тоской они осматривают полюбившийся им дом. Словно прощаясь. Потому что люди всегда важнее вещей. Даже самых ценных.

– Столько вещей, – пробормотала мама и протяжно вздохнула, приняв решение. – Дэн?

Отец кивнул и мрачно взглянул на меня.

– Мы сделаем, как ты хочешь. Эмма, можешь собираться.

Я на миг вспыхнула радостью, чувствуя как похолодевшая кожа теплеет.

– Спасибо. Спасибо большое.

– Но тебе придётся всё рассказать. И не увиливать, как ты это всегда делала, а сказать правду. Ты поняла меня?

Голосом седовласого отца можно колоть лёд, а взглядом его же и топить. Но я уже не боялась и была согласна на всё. И в этот же момент пришла дурацкая мысль, почему я не вспомнила этот его взгляд перед самым позорным поступком в своей жизни.

– Да, папа. Я всё расскажу.

* * *

Наверное, со временем я смогла бы всё забыть. И лица мальчиков, искажённые агонией страсти, и свои крики экстаза. Возможно, даже смогла бы забыть и нежные до щемящей тоски в душе поцелуи Деймона, и его волнующее ощущение внутри себя.

Да, через полгода или год я могла бы всё это забыть, если бы не ярко-голубое зелье, которое держала в своих руках.

Это был универсальный тест на определение беременности, цвет которого определял пол будущего младенца. Это зелье я нашла в местной магической аптеке, после того как, наконец, решилась рассказать родителям о самом постыдном событии в своей жизни.

Именно тогда услышав от напряжённой матери полувопрос-полуутверждение, я погрузилась во мрак и отчаянье:

– И вы, конечно, не предохранялись?

Шок и ужас на моем лице испугал родителей и мама тотчас кинулась придержать мое пошатнувшееся тело. Мерлин, что же я наделала. Я ведь хотела построить карьеру, я хотела стать ученым, разрушать темные проклятия, переводить древние магические манускрипты. Я хотела стать не девкой, оттраханной двумя друзьями по пьяне, а личностью.

Может не все потеряно. Может быть, как говорится, пронесло?

Не пронесло.

Я невольно накрыла живот рукой и посмотрела на себя в зеркало. Бледное, исхудавшее лицо, тусклые волосы и ни на дюйм не изменившийся живот, хотя прошло уже почти два месяца. За которые я успела обустроить родителей в новом доме, на другом конце города, сменить паспорта и даже поступить в университет на кафедру темных проклятий.

Что же теперь делать?

Аборт?

Я думала о событии, которое разделило мою жизнь на до и после, и остро осознавала свою вину.

Раньше я была самой верной подругой, которую любили и ценили два прекрасных человека. Теперь же я презренная сука, которая своей медлительностью довела такую прекрасную дружбу до блядства.

И пусть все мы были одурманены алкогольными парами, это ничего не меняло.

Сам факт того, что я способна на это, изводил все смягчающие обстоятельства на корню.

Но вот мысль о том, что это блядство породило новую жизнь, вызывала страшную бурю в голове и смятение в сердце. Ещё совсем недавно у меня был примерный план на жизнь, а теперь…

Я всхлипнула. Теперь я не знала, хочу ли вообще жить!

– Доча. – мать постучала в дверь ванной нового дома в пригороде Сиднея, – Ну, что там?

В голове стало ошеломительно пусто, будто кто-то отключил мозг простецким выключателем. Двигаясь заторможенно и неуклюже, словно поднятый тёмным магом инфернал, я вылила зелье в раковину, а склянку выкинула в мусорное ведро.

Это конец.

Я повернулась к двери и даже нащупала ручку, как вдруг… Накатило…

Накатило резко и внезапно, сбив с ног водоворотом эмоций. Тело порывисто сотрясли рыдания, и я рухнула на колени, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Дрянь! Какая же я дрянь! – хрипло закричала, падая на пол и сворачиваясь калачиком. – Сука! Чёртова, блядская сука!

В дверь уже колотили, но я слышала лишь отдаленные отголоски резких звуков. Лежала на полу в позе эмбриона, осознавая, какую гадость натворила со своей жизнью и в кого, по сути, превратилась.

Я и не заметила, как слетел хлипкий замок, и в ванную комнату ворвался растрепанный и испуганный папа, а за его спиной стояла залитая слезами мама.

Они опустились перед мной на колени и, взяв на руки стали убаюкивать, как маленького ребёнка. Я знала, что в душе они питали лютую ненависть ко всему волшебному миру.

– Я беременна! – всхлипывала, чувствуя, как боль стыда разрывает грудь. – Лучше бы я умерла! Я не достойна называться матерью!

– Не говори, не говори так, – шептала мамочка, поглаживая меня по волосам и даря тело руки и сердца. – Мы рядом с тобой, мы не оставим тебя и всегда будем любить.

– Мама, я даже не знаю, чей он, – шептала я, как будто находясь на последнем издыхании и пытаясь вспомнить, кто же все-таки поставил метку.

– Элизабет! – твёрдо сказал отец и взял меня за плечи, смотря сверху вниз. – Мы рядом. Послушай. Это твой ребёнок. Не этих олухов, которые… – он тяжело вздохнул, сдерживая злость. – Это твой ребёнок. И если я понял всё верно, он зачат в любви, пусть и неправильной. Ты просто не имеешь права от него избавляться. Будешь и дальше учиться в своем университете. Мы с мамой будем счастливы растить нашего внука или внучку.

– Внука.

Дрожь рыданий снова прошла по телу. Я ощущала безмерную благодарность судьбе за таких понимающих родителей. Я крепко обняла маму, и папа накрыл нас своими руками, поддерживая, помогая, даря такое забытое ощущение безопасности.

***

Я не знала от кого ребенок. Если честно и не хотела об этом задумываться. Страстное желание подержать младенца, как бы он не выглядел, затуманило разум, порой вымещая планы об учебе и работе. Но я старалась. Я училась. И с большим удовольствием носила Адама. Так я решила его назвать, помня о своем грехе.

Я любила и Мэтта и Деймона, я сама была виновата в произошедшем, но увидев как впервые кричит мой малыш, я позабыла о стыде, о грехе, о мужчинах. Передо мной было чудо природы, он как и любой чистокровный волшебник немного мерцал. Что заставило врачей в больнице нервно переглядываться.