Но Елина не такова. Когда я смотрю на нее, мне вспоминается название книги Франсуазы Саган: «Немного солнца в холодной воде». В Машке всегда чувствовалась уязвимость. Даже когда она стояла перед вами с непроницаемым лицом, вы видели маленькую девочку, плачущую над брошенной кошкой. Не то чтобы нытик – скорее существо, для которого шлепки этого мира отзываются слишком болезненно.

Я сама была такой же. К счастью, очень недолго.

Эти хрупкие ранимые женщины, даже вырастая, никогда не обучаются давать сдачи. Воздаяние врагу по заслугам? Они даже не поймут, о чем вы! Сто аббатов Фариа могут денно и нощно распинаться перед ними, но из них все равно не выйдет графа Монте-Кристо.

Социальные вегетарианцы. Беззубые чудики! Ни клыков, ни когтей, а в качестве компенсации за пережитое унижение – лишь утешительная мысль «зато я не опустилась до их уровня».

Люблю подобных людей: с ними можно делать все, что угодно.

Теперь вы понимаете, почему я спокойно ждала, пока Елина расплачется и уйдет? В номере она бы еще поревела, потом позвонила бы мужу, пожаловалась, опрокинула коньячку – и постепенно успокоилась бы. В общем, я не держала ее за серьезного противника.

Нельзя сказать, что именно в этом я и допустила ошибку.

Нет: я ошиблась во всем.

Если когда-то Елина и была слабой, это время давно прошло. Она изменилась не меньше, чем Аномалия, но, поскольку это не сопровождалось метаморфозами внешности, я ни о чем не догадалась.

А зря!

У меня было очень мало времени, чтобы пересмотреть свои представления об этой женщине и о том, на что она способна. Не больше трех секунд. Но поверьте, когда вам в физиономию летит медный ковш, на другом конце которого разъяренная рыжеволосая фурия, у вас есть весомый стимул уложиться в этот срок.

«Твою мать! – мысленно взвыла я, уворачиваясь от удара. – Она взбесилась!»

Жутко боюсь психованных! Я не заорала во всю глотку лишь потому, что перепугалась до потери голоса.

М-да, получилось неловко. Во-первых, я неуклюже шмякнулась с кресла. Во-вторых, вокруг поднялся такой визг, что я едва не оглохла.

В-третьих, ковш врезался в столик, на котором зеленел виноград в блюде и стояло вино. Словно в замедленной съемке глядя на разлетающиеся осколки, я поймала наконец ее прямой взгляд – до этого она все время смотрела мне в переносицу – и в этом твердом, злом, но совершенно не безумном взгляде прочитала то, что должна была понять сразу.

Она не собиралась меня бить. Она меня просто пугала.

Она издевалась надо мной, эта рыжеволосая стерва!

Нет, она была не на шутку зла за упоминание физрука и с большим удовольствием обрушила бы свое оружие мне на голову. Я так и заорала, едва мне помогли подняться: ты пыталась меня убить!

Знаете, что она сделала? Усмехнулась и ответила словами Миледи: «Если бы я стреляла в вас, мы бы сейчас с вами не разговаривали». В отличие от меня, у нее хватило хладнокровия цитировать фильмы.

Тетки заметались, как пингвины, на которых напал поморник. Толку от них было не больше, чем от опрокинутого кресла. «Я этого так не оставлю!» – крикнула я вслед Елиной дурацкую ходульную фразу, но она даже не обернулась.

Черт меня возьми! Дважды так промахнуться в оценке одного человека! Надеюсь, я больше нигде не оплошала.

Прелестные посиделки оказались скомканы. Пришлось вызывать уборщицу и объясняться по поводу сломанного стола. А когда я вернулась в номер, заметила, что поранилась осколком. Кровь не останавливалась, и пришлось идти в медкабинет за бинтом.

Здорово же Елина выбила меня из колеи, если я забыла запереть номер! Закономерный итог был таков: к моему возвращению папки пропали.

Обнаружив это, я улеглась на кровать и стала думать.

Кража – это не смертельно. Файлы есть в моем компьютере, их всегда можно распечатать. Но что, если вор сбежит от страха раньше времени, испортив мне игру? Да и Машка, скорее всего, уедет!

Вот этого допустить никак нельзя, сказала я себе и взялась за телефон.

Обзвонив каждую и сказав нужные слова, я вновь повалилась на кровать. Отлично! Вечером мы все соберемся, и наступит время для третьего акта. Финал! Та-дам!

В эту минуту я лежу и обдумываю свою тронную речь. Интересно, она все-таки сбежит или придет меня послушать? Час назад я дала ей понять, что все приближается к развязке. Она сделала вид, что не поняла меня. Ей не хватило ни ума, ни дерзости вступить в открытое противостояние: она только отводит взгляд и притворяется дурочкой.

Меня клонит в сон. Бассейн, сауна, выходка Елиной… Я должна отдохнуть и набраться сил. Завтра у девочек будет, что обсудить, – им хватит разговоров на десять лет вперед! Но сегодня я должна…

Глаза смыкаются. Надо поставить будильник на телефоне, чтобы не проспать… Но так лень…

Я погружаюсь в дрему, и кажется, мне начинает сниться сон. Картинки проносятся перед глазами. Чудится щелчок ключа, проворачивающегося в замке… Дверь приоткрывается… Сквозь полусомкнутые ресницы я вижу знакомую фигуру и, не просыпаясь, думаю: зачем она здесь? почему у нее ключ от моего номера? И что она сжимает в руке?

Как вдруг осознаю, что это давно уже не сон, а реальность.

3

К шести Белла была готова. Черное платье – она признавала в одежде только алый, белый и черный, – запястья унизаны серебряными браслетами, тяжелые цепи свисают с груди. Белла взглянула в зеркало и решила, что хороша.

Любовь к серебру и черному цвету она привезла из Италии, где прожила два года. Ей хотелось стать свободной художницей, пойти по стопам великих. Когда выяснилось, что картины не продаются, Белла впала в замешательство. У нее не было плана на случай провала, потому что она не признавала ни планов, ни провалов. «Пускай судьба несет меня, как ветер крутобокую ладью!» Подразумевалось, что ветер непременно вынесет ее судно к теплым берегам, где путницу ждут кров и признание аборигенов.

Но крошечная арендованная студия на побережье быстро сожрала небогатые средства, холсты пылились у стен, а противные толстопузые хозяева туристических магазинчиков отказывались брать новые картины. Нет, синьора, говорили они и качали головами, простите, публике не нравится.

Заискивание перед просвещенной итальянской публикой боролось в Шверник с желанием кричать на главной площади с утра до вечера: «Господа! Вы – быдло, господа!»

Когда позже ее спрашивали, как она могла уехать из благословенной Италии, Белла отвечала, не покривив душой: «Когнитивный диссонанс рвал меня на части!» После этого собеседник почтительно затыкался.

Теперь Беллу снова терзал диссонанс. В четыре позвонила Рогозина, говорила намеками, напускала туману… Все как любила Белла! Но после того, как Светка обошлась с ней в Италии…

Нет, это она вспоминать не будет. Что было, то прошло. Надо идти на встречу, тем более обещано нечто удивительное.