Эрик раздумывал над словами Такрона. Он уже давно заметил закономерность между ощущениями, которые вызывала печать, и происходящими с ним событиями. Только было неясно, почему в случае какой-нибудь опасности клеймо покрывалось инеем или разогревалось как печь. Может быть, дело было в том, кто или что представляло собою эту опасность. Эрик вспомнил, что когда он мерз, печать давала ощущение приятного тепла, но если было жарко, то легкую прохладу.

— Такрон, — обратился он к спине идущего впереди шамана, — у всех шенов Видимого Проявления такие волосы, как у тебя? Как живые?

— Нет, — не оборачиваясь и не замедляя шага, ответил Такрон, — у меня, наверное, такая особенность тела. Другие, конечно, также используют волосы — это наш очень важный атрибут. Но такая подвижность «вибрисс» только у меня.

Слово «вибрисс» он произнес с явным удовольствием. Было заметно, что старику нравилось это слово, равно как и «галлюцинация».

Идти стало заметно труднее. Перемычка поднималась к вершине под крутым углом. Эрик уже начал использовать руки, карабкаясь на четвереньках. Такрон же шел без видимых усилий, лишь слегка наклонив тело к тропе.

Взойдя на плоскую вершину, они спугнули большое стадо диких коз, которые в панике рванулись к правой кромке и ринулись в пропасть. Эрик подошел посмотреть и восхищенно уставился вниз. Все стадо, одна за другой, спускалось по практически отвесной скале, перепрыгивая с уступа на уступ, которые даже не были заметны глазу. Несколько минут — и козы скрылись в густых зеленых зарослях на дне ущелья.

— Жаль, что такое нам не под силу, — сказал подошедший Такрон и, глянув из-под ладони на солнце, добавил:

— Полчаса отдохнем и пойдем вниз.

Они прошли к противоположному краю и осмотрели место спуска. Довольно пологого, поросшего редкими кустами. Эрик решил, что особых проблем спуститься не возникнет. Тяжело, но можно будет также цепляться за кусты. Склон, длиной приблизительно в восемьсот метров, плавно переходил в густо заросший лесом и травами холм.

— Посмотри туда, где четыре высокие сосны, — показал рукой Такрон. — Видишь?

Эрик присмотрелся и кивнул.

— Между ними дом прорицателя.

— Дом? — переспросил он.

— Настоящий дом, — Такрон уселся на землю и, прислонив спину к камню, вытянул ноги. — Не дворец, конечно. В Тибете этот шен занимал одну из важных должностей при дворе Далай-ламы в Лхасе.

— Был дворцовым прорицателем? — спросил Эрик, усаживаясь рядом.

— Нет, — усмехнулся Такрон, — какая-то хозяйственная должность. Но несомненно, что дворцовый прорицатель пользовался его услугами. Как и любой дворцовый шен при династиях ценпо, он испорчен роскошью и властью. Мне он не нравится, однако, прорицатель очень сильный. Это, кстати, он предсказал оккупацию Тибета китайцами.

— То есть правительство Далай-ламы знало о грядущих событиях. Почему не подготовились?

— Конечно, подготовились, — насмешливо пояснил Такрон. — Сотни самых могучих лам-колдунов возвели вокруг Тибета стену непроходимых защитных заклинаний.

— Ну… тогда понятно, — также насмешливо протянул Эрик.

— Откровенно говоря, считать китайское присутствие в Тибете оккупацией не очень правильно, — жмурясь на солнце, сказал Такрон. — Почти все время своего существования ламаистское государство считалось частью Китая. Достаточно независимое, но китайский наместник всегда присутствовал. Сначала был монгольский, конечно. Но учитывая, что монголы в то время завоевали Китай, то в любом случае китайский. С началом большой войны в сороковых годах, когда Китай воевал с Японией, ламы решили воспользоваться моментом и выгнали китайского наместника.

— Судя по тому, что ты сказал, — подумав, спросил Эрик, — китайцы, точнее, государство КНР, имело какое-то право занять Тибет. Почему, в таком случае, ты убил тех китайских солдат?

Такрон лениво приоткрыл один глаз.

— Эрик, я почувствовал вооруженных людей, идущих убить меня. Я знал, что они это сделают, и успел подготовиться. Может быть, это был отряд, ищущий бонские артефакты, может просто обычные мародеры. Как только я почувствовал их намерения, я сделал то, что умею делать. Это не было правильным деянием, но я поступил бы так в любом случае. И я выкупил то, что сделал. Я ушел из Тибета не потому, что его оккупировали китайцы, но потому, что погибли солдаты регулярной армии. И меня бы все равно нашли. Мое предназначение — исполнять волю Шенраба и практиковать, а не прятаться ради животного желания просто выжить.

— Я подозреваю, что ты, наверное, не принес бы себя в жертву ради спасения других людей? — отстраненно спросил Эрик.

— Я отлично понимаю подтекст твоего вопроса и отвечаю тебе: «Нет».

— А если… — начал было Эрик.

— Нет, — твердо перебил его Такрон. — Ты хотел спросить: «А если бы это был твой ребенок или очень близкий друг?» Ответ тот же: «Нет». Ты еще не избавился от сумрака в своем сознании и пытаешься использовать неуместную мораль для оценки поступков. Если на нас покатится горный обвал, я, безусловно, сделаю попытку схватить тебя за руку и вместе с тобою отпрыгнуть в сторону. Не оценивая морально свое действие. Но если где- то в городе мы будем переходить дорогу и я увижу грузовик, на большой скорости несущийся на тебя, я не сделаю попытки отбросить тебя с дороги и подставить свое тело. Также не задумываясь о моральной стороне своего поступка. Скорее всего, я просто громко закричу. Что касается детей, то истинным шенам Тонпа Шенраб запретил иметь собственных. Потому что все люди — забота шенов. Предпочтений быть не может.

— И все-таки, — продолжал настаивать Эрик, — если бы у тебя был ребенок, встал бы ты между ним и леопардом, чтобы спасти его жизнь ценою собственной?

— Нет. Я бы убил леопарда или прогнал его. Даже не раздумывая о том, спасаю я жизнь ребенка или нет. В этом бы не было ничего морального. Обычная человеческая реакция. А теперь ты скажи мне — отдал бы ты жизнь за своего ребенка, точно зная, что тот, повзрослев, станет жестоким садистом и будет наслаждаться потрошением людей глухими темными ночами?

— Ну, таким способом можно оправдать любое зло, пытки и убийство, — угрюмо произнес Эрик.

— Я тебе уже объяснял, — разочарованно покачал головой Такрон. — Нельзя убивать и мучить людей. Подобные поступки наносят непоправимый вред тебе самому и разрушают твое собственное сознание. Не нужно придумывать никакую мораль. Потому что она имеет свойство раздваиваться и отбрасывать тени.

— Я не понимаю тебя…

— Моральные принципы одинаковы у всех народов, — терпеливо продолжил Такрон. — Не убивать, не красть, не мучить себе подобных. Умирая от голода и будучи не в состоянии работать, ты крадешь кусок лепешки у торговца на рынке. Ты никогда не признаешь свой поступок аморальным, потому что тебе нужно выжить. Это и значит, что свой поступок ты совершил в моральной тени. Или использовал понятие двойной морали.