вскоре показал, что проблемы накопившихся в «Шевроле» запасов чертовски более сложны и остры, чем диспропорции, касающиеся лишь пятидесяти их позиций. Кайес попросту взял с потолка цифру 50 и сочинил иллюзорное решение. Он пытался пустить мне пыль в глаза, и хотя у него этот номер не прошел, все же довольно многих администраторов корпорации он напугал.

На мой взгляд, Кайес был в корпорации самым большим страшилищем. На беду, он еще был наделен грозной внешностью и пользовался этим в своих целях. Однажды он сам себя обозвал «заурядным, мерзким сукиным сыном». В возрасте 64-х лет он выглядел весьма внушительно, у него был хриплый, резкий голос и пронизывающий взгляд, приводивший служащих в смятение.

В корпорации Кайес вел себя, как бандюга, и упивался своей властью точно так же, как он это делал, когда занимал пост помощника министра обороны в администрации Эйзенхауэра. Как он всем говорил, больше всего на свете он гордится тем, что в статье в журнале «Лук» его назвали «бандюгой из министерства обороны». Он очень дорожил этой репутацией и изо всех сил старался ее сохранить. На него была возложена обязанность сообщать выдохшимся администраторам, что им надлежит досрочно уйти на пенсию. Немало служащих он принуждал к этому. Если кто-нибудь из менеджеров упирался, Кайес затевал против него дело, собирал компрометирующие его материалы и затем бросал свои обвинения в лицо администратору и ставил его перед выбором: либо идти на риск быть уволенным, либо добровольно уйти досрочно на пенсию. Однажды Кайес спровоцировал конфликт с администратором, обвинив его в том, что тот «редко выезжал в командировки и, следовательно, недостаточно был в курсе дел подведомственных ему подразделений, корпорации». В другом случае Кайес, круто развернувшись на 180 градусов, обвинил другого администратора в том, что тот тратит «кучу времени» на разъезды. «Вас никогда нельзя застать на месте занимающимся своим делом»,- заявил ему Кайес. В ряде подобных случаев публично объявлялось, что тот или иной администратор досрочно выходит в отставку по состоянию здоровья. В корпорации гуляло крылатое выражение: «Когда Кайес скажет, что вы больны, вы действительно заболеете».

В период моего руководства отделениями «Понтиак» и «Шевроле» Кайес часто угрожал мне увольнением. Обычно это происходило, когда мы были один на один и он возражал против каких-либо моих действий, не пришедшихся ему по нраву. Впрочем, однажды он высказал свою угрозу публично, и я не остался в долгу.

Всем отделениям было предписано сократить персонал. Указывались конкретные участки, где проводить такое сокращение. Я получил распоряжение уволить группу шоферов-испытателей конструкторского бюро «Шевроле» при техническом центре корпорации. Директива казалась смехотворной, поскольку никто не снимал с нас обязанности проводить испытания своих машин. Если бы мы ее выполнили, нам пришлось бы осуществлять испытания силами другой фирмы и затрачивать на это уйму лишних денег. Я прибег к старому трюку, часто практиковавшемуся в корпорации, и тянул волынку. Шоферов я не уволил. На заседании административного комитета слушали сообщение о ходе реализации программы сокращения персонала. Меня спросили, как обстоит дело с увольнением шоферов, и я спокойненько ответил, что занимаюсь этим вопросом.

Внезапно Кайес пророкотал: «Если вы не в состоянии уволить этих чертовых парней, мы найдем кого-нибудь другого, кто сумеет выполнить распоряжение. Если вы и на это не способны, вы вообще не способны справляться со своими обязанностями».

Его слова будто током меня ударили. Я почувствовал себя страшно неловко от того, что он задавал мне трепку на глазах у вышестоящих и равных мне менеджеров. Я пришел в ярость и начал кричать на него, но тут же сдержался и замолчал. После заседания я сразу отправился к президенту Эду Коулу и сказал ему: «Если вы не прикажете Этому мерзкому сукину сыну оставить меня в покое, я прямо отсюда пойду и оторву ему башку».

«Бог ты мой, Джон»,- вскрикнул Коул, вскочив со стула. Это была самая яростная вспышка, какую он когда-либо наблюдал среди почти храмовой тишины на 14-м этаже. «Остынь,- сказал он.- Успокойся. Я с ним поговорю».

Но я не мог прийти в себя. И ворвался в кабинет Кайеса.

«Сукин сын, - крикнул я, - Если вы еще раз устроите мне такой разнос, я вам морду набью. При всем честном народе».

Кайес побелел и пролепетал что-то насчет того, что он хотел лишь убедить меня в важности его распоряжений. На этом инцидент был исчерпан. Он никогда больше не позволял себе такого обращения со мной публично. Но его уродливый образ преследовал меня вплоть до его ухода из «Дженерал моторс» в 1971 г. На беду для Кайеса, его авторитет в компании резко упал в последние годы его службы. В возрасте 63 лет его отстранили от настоящей управленческой деятельности, сделали помощником президента, и уже через год, в возрасте 64 лет, он, по иронии судьбы, сам досрочно ушел на пенсию. Это был как бы тот случай, когда Роджер Кайес заявил Роджеру Кайесу, что он болен. Он умер год спустя.

Я привел пример с Роджером Кайесом не для того, чтобы бросить тень на его память, а лишь чтобы показать, какое негативное влияние он оказал на мою карьеру в «Дженерал моторс». Он воплощал в себе многие черты администратора, порожденного системой, господствующей в этой корпорации. Он был «игроком команды». Он был предан своим начальникам и системе – сверх всякой меры.

Глава IV

КАК НРАВСТВЕННЫЕ ЛЮДИ ПРИНИМАЮТ БЕЗНРАВСТВЕННЫЕ РЕШЕНИЯ

«Мы полагаем, что год 1972-й может стать одним из величайших в истории «Шевроле»… Главные усовершенствования, внесенные в модели этого года, относятся к конструкции деталей моторов и шасси и преследуют цель дать покупателю за те же деньги лучшую машину… Хочу еще раз подтвердить наше обещание сделать модели 1972 года лучшими в истории «Шевроле»… Мы осознаем, что обеспечение высокого уровня обслуживания со стороны дилеров – это наивернейший способ сохранения высококачественных моделей «Шевроле» 1972 года в первоклассном эксплуатационном состоянии… Мы предлагаем на 1972 г. целую кавалькаду машин, способных удовлетворить вкусы и требования самых разных покупателей. Машины эти лучшие за всю историю «Шевроле»…»

Казалось, что слова падают с моих уст точно камешки из открытой ладони. Без всяких усилий и почти бесцельно. Было это 31 августа 1971 г. Я уверенно проводил предварительный показ для национальной