— Чего сидим? — требовательно поинтересовался папа. — Давайте-ка быстренько за работу, пока бабушка не приговорила всех к расстрелу.

Мы раскатывали, мерили, резали и клеили до самого вечера. Папа руководил, а мы выполняли. Не спорили и не отлынивали. Привыкли к правилам Тифона в лагере.

Папа был очень доволен и даже высказал предположение, что его безалаберных детей подменили на профессиональную бригаду ремонтников. Получалось действительно быстро и хорошо. Так что, когда бабушка пришла звать всех ужинать, оставалось доклеить совсем немного, и, впервые за весь день расслабившись, она разрешила оставить остальное на завтра.

После ужина я полез в Зоин инстаграм. Об их с Лёхой местонахождении часто можно было узнать именно оттуда. Лёха, правда, выкладывал всё больше себя любимого, Зоя же заливала в историю инсты впечатлившие её вещи из окружающего мира.

Причудливые фигуры облаков, смешную маленькую сестрёнку, самодельные кораблики на озере, тазы с клубникой и десятки закатанных из неё банок с компотом, бегущую сельскую дорогу во время прогулки на велосипеде, дельтапланериста, маму с огуречной маской на лице, Нину, танцующую в пижаме перед зеркалом, грибной дождь и радугу во время него, громко глядящих птенчиков синицы, устроившей гнездо в полой трубе бетонного столба, и кучу всего ещё.

После того, как она уехала от нас, я успел уже увидеть аппетитные блинчики с джемом, пасущихся в поле коров, которых она снимала из окна машины, татуировку «Беги» на щиколотке Макса, его довольную рожу с замазанным тональником фингалом и небесные глаза Артёма в зеркале заднего вида.

Последнее, что появилось в истории — худенькая фигурка Виты посреди пустой дороги на фоне розовеющего неба. Ветер трепал её волосы и, она обхватив плечи руками, смотрела куда-то далеко в поле. Пятнадцать секунд потусторонней красоты.

Больше ничего не обновлялось. И с учетом того, что связи в том месте, куда они отправились, не было, вряд ли могло обновиться в ближайшее время.

Я снова занервничал.

Трифонов не звонил. Мог бы, конечно, воспользоваться городским телефоном, но моего номера наверняка не знал. Мучаясь в неведении относительно того, чем закончилась встреча с Ярославом, я уснул на импровизированной кровати из брошенного на пол матраса.

Ночью было невыносимо жарко и душно. Я встал, распахнул настежь большое окно, вдохнул «свежий» городской воздух, завалился обратно на матрас и вырубился. А проснулся от истошных криков над своей головой.

Вопила бабушка: «Вредители, недоумки, варвары». Оказалось, что окно открывать было нельзя. Из-за сквозняка обои отклеились и свалились прямо на Дятла, а тот во сне не почувствовал и, ворочаясь, изодрал их все к чёртовой матери.

Перепуганный Дятел, переминаясь с ноги на ногу, стоял в трусах посреди комнаты, а бабушка кидалась по очереди то на него, то на меня.

На шум прибежала Аллочка, ахнула и сказала: «Ванечка, не расстраивайся, у нас есть запасной рулон».

— Нет, пусть расстраивается! — взвилась бабушка. — Тут одним рулоном не обойдешься. Нужно ехать докупать. Кто это будет делать?! Дима только вечером вернется. Пусть собираются и на своём горбу тащат.

— А в туалет можно? — попросился Дятел уже чуть ли не подпрыгивая.

— Конечно можно, — Аллочка с осуждением посмотрела на бабушку. — Ничего ужасного не произошло. Сегодня купите, завтра переклеите. Никакой срочности нет.

Бабушка метнула грозный взгляд и уже намеривалась переключиться с нас на неё, как именно в этот момент у меня зазвонил телефон.

Почему-то высветилось имя «Тоня», хотя голос принадлежал Трифонову.

— Короче, едем завтра, — сказал он.

— С Ярославом? Вы договорились? — только и успел выпалить я, как выхватив трубку, бабушка сказала в неё железным голосом: «Никита никуда не поедет». И сбросила вызов.

Я возмущенно вскочил.

— Зачем ты так делаешь? Это важно!

— У тебя всё важно, что не касается твоей семьи. Так что телефон я тоже забираю.

— Нет! — я кинулся ей наперерез.

— Да! — выпятив грудь, она развернулась ко мне.

Ну что я мог поделать? Не отнимать же у неё телефон силой.

— Бабушка, пожалуйста, мы всё-всё купим и поклеим. Я клянусь. Сегодня съездим, а завтра сделаем. Никакой срочности нет, — повторил я Аллочкины слова.

— Кто открыл окно? — она наставила на меня палец. — Только честно!

— Ну, я.

— Видишь! Ты сам себе и объяснил за что наказан.

— Я во сне был. Ничего не соображал. За это нельзя наказывать.

Бабушка скептически поджала губы, понимая, что я прав, но не желая идти на попятную.

— Мне нужно у Андрея одну вещь забрать, — на ходу сочинил я, судорожно прикидывая, что это может быть.

Но объяснений не потребовалось. Внезапно смилостивившись под немым укором Аллочки, она протянула телефон.

— Быстро! Одна нога здесь, другая там. Вернешься, позавтракаешь и поедете в Леруа. Только не вздумай нигде зависнуть!

Наспех умывшись, я вылетел из подъезда и сразу перезвонил Тоне.

Оказалось Тифон от них уже ушел, а куда отправился, не сказал. Я набрал Лёхе. Тот тоже недавно проснулся, но Трифонов ему уже звонил, и они договорились встретиться через сорок минут у Тифа.

Я прикинул, что если возвращаться домой, то второй раз меня точно не выпустят, нужно было эти сорок минут, где-то перекантоваться.

Хотел сходить к школе, чтобы ещё раз хорошенько прочувствовать радость счастливого избавления от одиннадцатилетнего ига, но там, где была к ней дорожка, всё перерыли и пришлось отправиться к метро. Пока шёл, понял, что умираю от голода. Нащупал в кармане джинсов мелочь и приободрился.

Зашёл в магазин, взял две обсыпные булочки и маленькую бутылку Колы. Народу было немного и работала одна касса. Очередь — трое или четверо. Самое большее на пять минут. Но, как это оно обычно и бывает, за два человека от меня, у пожилой женщины продукты пробились не по той цене, которая указана в ценнике, и она принялась спорить с девушкой кассиршей, намереваясь сделать возврат. Недовольно попрепиравшись, кассирша отправилась в торговый зал, проверять цены.

— Такие молодые и такие злые, — обращаясь ко всей очереди, с осуждением сказала женщина.

— Мы такими не были, — поддержала её другая.

— Мы дружили и радовались всему, — ответила первая.

— И в походы ходили, и песни пели, и веселиться умели, а не ходили с этими штуками в ушах.

— Это всё от компьютеров и телефонов, — сказала ей первая.

— Да нет, — подал голос стоявший передо мной мужчина. — При чём тут компьютеры? Это всё от политики. Все сейчас злые. Я тоже злой. Раньше я знал, что такое хорошо, а что плохо, а сейчас не знаю. Я вот раньше тоже добрый был, а сейчас злой.