— Вы готовы сделать заказ? — за его спиной нарисовался официант.

И тут все спохватились, что так ничего и не выбрали, а я что очень хотела в туалет. Попросила Амелина решить за меня и ушла, а когда вернулась, нам уже принесли сырную тарелку, овощи, зелень и графин с водкой.

— Доктор! У меня пропало чувство собственного достоинства. Раздевайтесь, показывайте… — даже через музыку Лёху было слышно всему залу.

Люди просыпались.

Тифон пытался его немного успокоить, но больше смеялся, а Ярослав, который тоже пил и уже порядком развеселился, ещё сильнее подначивал. Между делом они продолжали шутливо переругиваться, припоминая друг другу школьные обиды и промахи.

За соседним столиком появились две сомнительного вида полуголые девицы, покидали в нашу сторону взгляды, и также внезапно исчезли.

А когда Лёха, Тифон и Ярослав ушли курить, всем принесли по стейку с картошкой фри. Всем, кроме меня. В моей тарелке лежала разрезанная пополам отварная картофелина, а вокруг неё в буро-красной жидкости плавали кусочки мяса.

— Что это? — выглядело не особо аппетитно.

— Попробуй, — Амелин наколол на вилку мясо.

— Какая-нибудь гадость?

— Почему ты обо мне так думаешь?

— Потому что ты себе это не заказал.

— Твоё стоит в два раза дороже. Интересно, угадаешь что это или нет.

Я понюхала. Запах был кисло-сладкий, довольно приятный.

— Это точно не котята?

— Не точно, но в меню про котят ничего не было. Давай на «хочу».

— Ну, хорошо, — я осторожно взяла у него вилку из рук.

«Хочу» было нашим собственным вариантом игры на желание, только оно не могло быть абстрактным и отложенным надолго во времени. «Хочу» всегда предполагало какое-то действие, обычно шутливое или провокационное, но вполне выполнимое.

Вкус у мяса был нежный, сладковатый, специфический.

— Ну как? — он с интересом заглянул в лицо. — Вкусно?

— Что-то очень знакомое. Хочешь?

— Сначала угадай.

Это точно была не курица, не свинина и не говядина. Что-то, что, кажется, я не люблю. И тут меня вдруг осенило:

— Фу! Амелин, ты совсем?!

— А что такого?

— Я ненавижу крольчатину.

— Я не знал.

— Да всё ты знал. Ты специально мне её подсунул.

— Зачем мне это? — лицо такое открытое, младенчески простодушное, глаза распахнутые — верный признак того, что это был прикол.

— Здесь должен быть какой-то скрытый смысл?

— Подумал, тебе нравятся кролики.

— Твои шутки глупые.

— Хорошо, давай поменяемся, — он пододвинул мне стейк, и тут, от самых дверей на весь зал раздался Лёхин возглас:

— О! Вот это про меня!

Мы обернулись. Лёха поднял палец вверх, я прислушалась. Жизнерадостные скрипучие ритмы жгли: «Girl look at that body…».

Пулей пролетев мимо нас, Лёха в мгновение ока выскочил на маленькую круглую сцену и принялся отплясывать: I’m sexy and I know it.

Танцевал он энергично и смешно, очень здорово подражая парням из клипа LMFAO. Тифон с Яровым остановились неподалёку от сцены и угорали там. Лёха так активно крутил задом, что из его обтягивающих джинсов вывалился телефон и упал, скатившись со сцены.

Немногочисленные зрители зааплодировали.

Ярослав поднял телефон и протянул ему, но вместо того, чтобы забрать трубку, Лёха ухватил его за руку и, дёрнув, втащил к себе.

Заиграли The Black Eyed Peas — Pump It. И обоих понесло дальше.

Широкие плечи Тифона тряслись в беззвучном хохоте.

Амелин задумчиво ковырял моего кролика.

— Хочу, чтобы ты пошёл к ним, — объявила я своё выигранное желание.

Он застыл с поднятой вилкой.

— Я как-то не готовился.

— Ничего, импровизируешь. Ты же типа танцор. Давай, вперед!

Так и не притронувшись к кролику, Амелин неохотно поднялся и поплелся к сцене. Я за ним.

В зал заглянули какие-то новые люди и остались в дверях, наблюдая представление.

— Вы тоже? — спросил Тифон.

— Только он, — я подтолкнула Костика в спину. — Говорит, сейчас покажет им, что такое настоящие танцы.

Амелин взглянул на меня с укором и запрыгнул на сцену.

Лёха, обрадовавшись ему, как родной матери, кинулся обниматься, а потом понеслось…

Лёха скакал, занимая собой почти всё пространство сцены, Ярослав пританцовывал справа, Амелин же пристроился чуть левее и приплясывал нечто между шаффлом и бачатой в своём особом амелинском стиле, словно он сам по себе, а его ноги в джинсах с драными коленками и чёрных кедах, сами по себе. При этом плечи его оставались почти неподвижными, спина выпрямлена, руки по-прежнему в карманах, лишь головой он чуть кивал себе в ритм. Так легко, технично и расслаблено, что дух захватывало.

Говорят, если во время спектакля на сцену выйдет кошка, зрители станут смотреть только на неё, потому что она естественная и не прикладывает никаких усилий, чтобы быть собой.

На этом импровизированном танцполе такой кошкой стал Амелин.

— Ничёсе, — одобрительно покачал головой Тифон.

— Он с детства танцует, — не без гордости сказала я. — У него мама танцовщица.

За ближайший к сцене столик вернулись сомнительные девицы. Народу прибавилось.

К нам подошёл официант и встал рядом.

— Здорово ребята зажигают. Вы из Москвы?

Тифон кивнул.

— Наш администратор просил передать вам комплимент.

— Чего? — насторожился Тифон. — Какой ещё комплимент?

— Я его на ваш столик поставил, — официант подмигнул.

Мы обернулись. На столе стояла бутылка водки.

— У…у…у, — морщась протянул Тифон. — Не. Вы это унесите, пока они не видели. А то одними танцами не отделаетесь. Это я вам точно говорю.

Серьёзность в его голосе мигом погасила сияющую улыбку официанта. Он кивнул и ушёл.

Музыка сменилась на медляк и Амелин уже собирался спрыгнуть со сцены, как Лёха, порывисто обхватив, закружил его в танце. Костик моментально подстроился.

Артистических способностей обоим было не занимать, так что их пара безусловно стала гвоздем программы. Посетители гоготали, как ненормальные, будто там не пара десятков человек, а полный зал народу.

Мы с Тифоном тоже укатывались, в изнеможении хватаясь друг за друга, до тех пор, пока оставшийся в одиночестве Ярослав не развел разочаровано руками, мол, что ему теперь делать, тогда Тифон, не долго думая, просто поднял меня и передал ему на сцену.