В один из таких дней я снова взялась перебирать вещи в шкафу — просто так, от нечего делать, — и внезапно мое внимание привлекла папка, которой я не замечала раньше. Ее втиснули в самый дальний угол, куда почти не доходил свет, потому что шкаф был довольно глубокий. Сгорая от любопытства, я извлекла ее на свет, заодно вытряхнув на пол половину его мрачных маек.

Содержимое меня сначала разочаровало. Там были рекламные проспекты, скидочные купоны и пригласительные различных выставок. Нигде, правда, не значилась его фамилия.

Кай мог бы и сам выставляться, как мне казалось. Ему вообще не чуждо все это… искусство, несмотря на то что с виду он — типичный европейский гопник. Но он продолжал работать черт знает кем, черт знает где… О его жизни за этими стенами мне ничего не было известно.

Неожиданно из вороха скидочных купонов выпало фото. Это была обычная фотография десять на пятнадцать, на матовой бумаге, в приглушенных пастельных тонах. На ней застыла женщина лет около тридцати с небольшим. Брюнетка, что примечательно. Волосы собраны в небрежный узел. Бордовая помада. Красивая осанка. Она стояла у окна в уже знакомой мне комнате, слегка повернувшись лицом к камере. На губах застыла таинственная улыбка, около глаз собрались еле заметные морщинки. Одета в красивую блузку, а на шее сомкнулось дизайнерское колье.

Судя по стилю и общей атмосфере, фото сделал Кай. В его снимках ощущалось его незримое присутствие по другую сторону образа. И этот особенный фокус, в котором человек предстает, как пришпиленная бабочка, и переливается чем-то гибельно-прекрасным и болезненным.

Я подняла снимок на уровень глаз. Ну вот, глядя на нее, я могла бы сказать, что вся эта косметика абсолютно в ее вкусе. Стильная женщина, знающая себе цену и умеющая пользоваться бордовой помадой так, будто родилась с ней.

Кто она?

Я вдруг почувствовала совершенно необъяснимый укол ревности. Это единственное фото, которое Кай оставил в доме вероятно потому, что забыл про него. Но оно было спрятано. Далеко. Так прячут вещи, с которыми не в силах расстаться, но и смотреть на них больше не могут.

Эта красивая дама, старше его лет на пять, может, на четыре, но не больше, ходила по этой комнате, стояла у этого окна. Улыбалась в его объектив. Но это не улыбка жертвы. Ее он точно не похищал. Она не выглядела как объект чьего-то фотоэксперимента. Она дала себя сфотографировать с некой снисходительностью, которую можно было ощутить даже через снимок.

Мне стало грустно. Сложно было сказать, отчего. Может, от того, что у Кая есть нормальная жизнь и эта женщина, судя по фото и косметичке, была когда-то ее частью? Я готовилась по-детски рассердиться и наброситься на этого придурка с кулаками и спросить: «А я? А я кто для тебя? Просто фотоматериал? Поймал музу в клетку и доволен?».

Фото вернулось назад, и я положила папку в шкаф, спрятав ее под вещами, словно никто и не трогал его секрета.

Мне не хотелось спрашивать о ней. Я просто знала, что ни слова правды не услышу.

* * *

За окном шел дождь. Он тяжело барабанил по металлическому карнизу, и я смотрела на улицу с незнакомой тяжестью в груди. С того момента как я нашла фото, мы не виделись. Кай пришел, как всегда, после полуночи и упал замертво в кровать. От него пахло сигаретами и ночной улицей — особый запах, который сложно описать, но его всегда безошибочно распознаешь.

Я же не могла сомкнуть глаз. Слушала, как он дышит, и не понимала, почему меня грызет такая глубокая обида. Мне хотелось узнать о нем больше, но он не позволял. Значит, мы все равно оставались в прежних ролях.

«Если бы он по-настоящему заботился о тебе, то открылся бы… Раз он этого не делает, то по-прежнему использует. У тебя есть функция…»

Мысли одолевали и на следующий день. Кай подобрался неслышно и положил мне руки на плечи. Это было почти так же, как много дней назад, когда он впервые меня поцеловал.

— У нас сегодня особенный план работы.

— Правда? — тускло вопросила я. — И что же тебе еще про меня не ясно?

— Ну, любая беседа — как тот фокус с лентой. Видела когда-нибудь? Фокусник извлекает откуда-то свой платок, а он все не кончается и не кончается… То же самое и здесь.

Кай приобнял меня крепче, тоже глядя в окно. Некоторое время мы стояли в молчании. Не выдержав, я спросила:

— Что тебе дает мое тело? Ты можешь делать с ним все что хочешь. Но ты ведешь себя странно.

— Это что, приглашение? — Он тихо рассмеялся, обдав мою шею горячим сухим дыханием. — Я говорил, что ты сама захочешь большего.

Я раздраженно выпуталась из его рук.

— Нет, я не хочу с тобой спать. Просто не понимаю. Вообще ничего.

— Не ври. — Он притянул меня к себе и заглянул с какой-то хитринкой в мои глаза. — Ты очень хочешь со мной переспать.

Его взгляд в упор снова заставил мои ноги подкоситься. Накатило странное желание одновременно сопротивляться и быть к нему ближе. Кай слегка наклонился ко мне, но вместо поцелуя лишь слегка прикусил, а затем отпустил мою губу.

— Ты перестаешь дышать, когда возбуждена, — с удовольствием сообщил он. — Мне нравится. Но я не буду с тобой спать, Марина. Так мы все испортим. А у нас впереди много работы.

В этот момент я его просто ненавидела. Не то что бы я ему что-то предлагала, но выглядело все так, будто я вешалась ему на шею, а его провокации совсем сбивали с толку. Я уже не знала, ненавижу его или нет. Сама я никогда не смогла бы так манипулировать другими. Даже Максом, хотя он явно питал ко мне какие-то чувства, просто не умел их нормально выражать.

Кай открыл шкаф и достал оттуда свою черную рубашку.

— Переоденься в это, — сообщил он мне. — Застегни наглухо горло и расчеши очень хорошо волосы.

Возражать, как обычно, не хотелось. Надо было просто сделать что требовалось, а потом… В реальной жизни я ушла бы, хлопнув дверью. Но отсюда уйти нельзя.

Он скрылся в своем кабинете, а вернулся, конечно же, с камерой.

— Освещение сегодня — отстой, — пробормотал он. — Но мне нужен естественный свет. Так что, возможно, это нам и на руку…

Кай перевел взгляд на меня и слегка нахмурился. Что-то во мне, видимо, было не так. Тогда он сам расчесал волосы, как ему требовалось, и собрал их сзади в тугой узел. Я взяла в руки маленькое зеркальце и увидела, что он сделал мне идеальный пробор, а вьющиеся концы убрал назад, бесхитростно заколов их простым карандашом. Теперь я выглядела как молоденькая строгая училка. Или как религиозная фанатичка.

— Садись, — махнул он рукой на табурет.

Я присела, выжидающе глядя на него.

Кай сделал пару пробных снимков, что-то поменял в настройках, а затем сказал:

— Сегодня мы поговорим о смерти.

Это прозвучало неожиданно. Каждый раз, услышав тему очередного сеанса, я менялась в лице. И он всегда ловил этот момент.