Надежда примерила кожаную курточку — ого, фирменная… С тех пор как Игорь стал модным художником, его жена стала одеваться дорого, это уж точно. Курточка малость жала под мышками, но если не застегивать… Нет, как хотите, а Галке она тоже мала…

От этой мысли Надежда повеселела и спустилась в холл с улыбкой на губах.

За стойкой сидела Нина, которая сменила Аню. Надежда поздоровалась с ней приветливо, но не дождалась ответной улыбки.

— Вы извините, — спохватилась Нина, — мне сегодня настроение испортили с утра…

— Кто — муж или дети? — усмехнулась Надежда. — Большая семья иногда так доводит…

— Да нет, тут все нормально, я уж привыкла, — вздохнула Нина, — откуда и не ожидала. Пашку Зимина встретила.

— Это который мэра вашего сынок? — У Надежды Николаевны всегда была хорошая память. — Так вы же говорили, что уехал он из Козодоева десять лет назад, сразу же после той истории печальной.

— Точно так и было, — подтвердила Нина, — уехал тогда и пропал, ни в отпуск, ни на каникулы к родителям не приезжал. Где живет, с кем — нам неведомо было, у отца ведь его не спросишь, не в таких мы с ним отношениях, с мэром-то… Да, откровенно говоря, не слишком и интересно мне это было. Мы с Пашкой и в школе особо не дружили, а уж теперь-то и подавно… И сегодня утром иду я на работу, вдруг подкатывает машина черная, «мерседес», прет прямо по тротуару, выходит из него мужик молодой, весь упакованный по высшему разряду, да на меня и наткнулся. Ну, стоим нос к носу, я вижу — а это Павлик Зимин. Мордатый такой стал, но узнать можно. Я и говорю: «Здравствуй, Паша».

— А он? — с непонятным интересом спросила Надежда.

— А он поглядел так, как на пустое место, обошел меня, как будто я столб километровый на дороге или урна мусорная. Ничего не сказал и пошел себе. И ведь узнал же, паразит, сначала-то в глазах узнавание промелькнуло! Я очень мало изменилась, все говорят… И так мне обидно стало!

— Да брось ты, — по-свойски сказала Надежда, — ну что на всяких дураков внимание обращать? Ну, расслоение произошло, кто-то разбогател, кто-то остался как был. Умный человек нос не задирает, своего положения не подчеркивает, и так видно. А дурака прямо распирает.

— Ну что, трудно здрасте сказать? Я ведь если бы нос к носу с ним не столкнулась, то и не подошла бы. Он мне еще в школе не нравился… — вздыхала Нина.

— Ну и забудь, — посоветовала Надежда, — выброси из головы.

— Уже забыла! — повеселела Нина. — А вы куда собрались?

Надежда изложила свою заботу, и Нина тут же сказала ей адрес срочной химчистки, да еще и нарисовала, как туда пройти.

— Только сегодня у нас неспокойно, прямо и не знаю, как пойдете…

Надежда и сама слышала с улицы шум и крики.

— Вы бы подождали, — с сомнением сказала Нина. — Там сегодня какая-то демонстрация…

— Да ничего, — отмахнулась Надежда Николаевна. — Как-нибудь проскочу, это же все-таки не Москва…

Она вышла из пансионата, перешла улицу, прошла квартал в сторону городского центра и услышала доносящиеся из-за угла громкие голоса, крики, шум, напоминающий морской прибой.

Тем не менее она решила не возвращаться и свернула налево, на улицу Академика Тимирязева.

По улице выдающегося физиолога двигалась толпа. Толпа была не такая уж большая, может быть, человек восемьдесят или сто, однако она перегородила всю улицу и производила удивительно много шума. Демонстранты несли изготовленные от руки плакаты с надписями: «Сохраним старинный парк!», «Оставьте нам историю!», «Руки прочь от культурного наследия!» и прочее в таком же духе. На одном из плакатов было даже написано «Мэра Зимина в отставку».

Впереди толпы шел долговязый мужчина в расстегнутом плаще, с наброшенным на шею белым шарфом. Через равные промежутки времени он выкрикивал в мегафон хорошо поставленным голосом:

— Отстоим Державино! Двигающаяся за ним толпа дружно подхватывала:

— Дер-жа-ви-но!

Сбоку от демонстрации по тротуару шли три грустных милиционера. Один из них, с погонами капитана, время от времени без надежды на успех обращался к демонстрантам:

— Граждане, разойдитесь! Христом Богом прошу, разойдитесь по-хорошему! Иначе мы вынуждены будем принять меры!

— Сатрап! — отвечали ему из толпы. — К тебе самому надо меры принимать! К тебе и к твоему мэру!

Вся картина выбивалась из тихих патриархальных нравов глухой провинции, и Надежде Николаевне показалось, что она перенеслась в Москву или Петербург.

Какая-то старушка из толпы подскочила к милиционеру и возмущенно выкрикнула:

— Стыдись, Леня! Мы с твоей бабушкой подружки были — неразлейвода, всю жизнь вместе, а ты ко мне меры принимать собираешься!

— Да я разве что? — уныло оправдывался капитан. — Я ничего, а только вы всю улицу перегородили…

Нет, все же это не Москва, там нравы жестче!

Надежда Николаевна попятилась. Демонстранты действительно перегородили улицу, по которой ей нужно было пройти. Она завертела головой и увидела рядом бойкую коренастую тетку в ярко-розовой вязаной кофте, с объемистой сумкой в руках. Та тоже опасливо поглядывала на демонстрантов.

— Как бы обойти эту толпу? — спросила ее Надежда. — Мне к химчистке пройти надо…

— А это запросто, — охотно ответила тетка, словно только и ждала повода заговорить. — Это вы сейчас сверните вот тут, возле сберкассы, там переулочек будет, и аккурат по нему вы на Савеловскую улицу выйдете, это бывшая Марксистская, а там как раз и химчистка…

Надежда действительно увидела узкий проулок рядом со зданием сберкассы и свернула в него.

Невзрачный проулок вывел ее на зады сберкассы, на безлюдный пустырь. Никакой улицы, которую обещала ей незнакомка в розовом, здесь не было — ни Савеловской, ни Марксистской. Зато в изобилии росли репейники и лопухи таких размеров, что их стоило бы занести в Книгу рекордов Гиннесса, и с задумчивым видом прогуливалась в поисках съестного неказистая грязно-белая курица. Шум демонстрации, напомнивший о нашем беспокойном времени, остался позади, и вокруг снова цвела махровым цветом глухая провинция. Надежда неуверенно пересекла пустырь и хотела уже пройти между двумя сараями, как вдруг оттуда до нее донесся приближающийся рокот.

Сердце Надежды заколотилось, во рту пересохло от страха.

Ей показалось, что время повернуло вспять, что она снова идет с Галиной по ночному парку, а на них несется из темноты одноглазое ревущее чудовище…

Через секунду наваждение миновало. Вокруг был белый, немного пасмурный день, она была не в старинном парке, а на вполне прозаическом, заросшем бурьяном пустыре, однако по тропинке между сараями на нее действительно мчался мотоциклист, как две капли воды похожий на покойного Костоломова. Такая же черная кожаная куртка, такой же круглый шлем, закрывающий лицо и превращающий мотоциклиста в таинственное инопланетное существо…