– Я… а… э… Здравствуйте, мисс… Бронте? – Мистер Пербек так поспешно вскочил, что рассыпал собранные им образцы, а листок с его записями подхватил и унес ветер. – Джонатан Пербек к вашим услугам, мадам… мисс?

– Здравствуйте, – повторила Эмили. По ее ощущениям, беседа требовала более длительной преамбулы, но, не зная, в чем именно она должна заключаться, девушка просто перешла к тому, ради чего явилась. – Могильщик Джон Браун сказал мне, что вы интересуетесь геологией, и я решила спросить у вас, откуда может происходить этот камень.

– Вот как? – Мистер Пербек извлек из-под камня потрепанный головной убор, который клал туда на тот случай, если поднимется ветер, надел его, одернул крутку. – Никогда еще подобная просьба не заставала меня настолько врасплох. Я чувствую себя положительно неготовым.

– Не волнуйтесь. Разве можно быть к чему-нибудь готовым в горах? – отозвалась Эмили. – Это одна из причин, почему я особенно их люблю – здесь всегда кажется, будто еще шаг, и пойдешь прямо по облакам, вы не находите? Здесь с нами говорит ветер – если прислушаться, можно разобрать, какие секреты он нашептывает.

– Ветер здесь действительно сильный, – кивнул мистер Пербек, и Эмили удовлетворенно отметила, что выражение лица у него стало настороженным.

– А вы почему здесь? – спросила она, и он сразу просиял, точно наконец понял, что ему отвечать этой странной молодой женщине с распущенными волосами, которая появилась откуда ни возьмись.

– Везде в Европе, говорят геологи, горы и крупные долины, вроде этой, сформировались под влиянием больших масс льда, которые двигались по материку десятки тысяч лет назад, когда Земля, по их уверениям, замерзала. Сама эта гора, камни, из которых она сложена, каждая расщелина в ней были созданы огромной стеной льда, такой могучей, что, двигаясь, она формировала ландшафты. Я пришел сюда в поисках каких-либо свидетельств, подтверждающих эту теорию, хотя… – Тут он ненадолго замешкался, видимо, вспомнив, что отец Эмили священник, и закончил: – Хотя, очевидно, создателем всего является Господь.

– Мир, покрытый льдом, – повторила Эмили задумчиво и устремила взгляд в конец долины, туда, где в гряде холмов зиял раскол. – Мне всегда казалось, что эта долина выглядит так, словно две могучие руки разорвали ее надвое, но вообще-то такое могла сделать и стена льда. Как это интересно, мистер Пербек. Мне нравится ваша теория. Но взгляните на мой камень – что вы о нем скажете?

Мистер Пербек принял из ее руки кусок гальки, которую держал на ладони с такой опаской, словно то было яйцо.

– Это известняк, – сразу заявил он, – найденный, полагаю, на берегу моря, где его обточила волна. Йоркширское побережье сложено из многочисленных пластов пород юрского периода, среди которых есть и известняк, однако вот здесь сквозь него проходит жила песчаника – вот. Видите? Вот она, ее лучше видно, если намочить камень. – Он вынул фляжку и плеснул на камень водой, отчего тот сразу потемнел, и на его серой поверхности с пурпурными включениями отчетливо проступила неровная золотисто-розовая полоса. – Конечно, я не могу указать вам точное место, где этот камень был подобран, однако с большой долей уверенности могу предположить, что это где-то в окрестностях Скарборо.

– Скарборо – это интересно, – сказала Эмили, забирая у него камень. – Сувенир, напоминание об особом месте, о пережитом там драгоценном миге. Залог любви, которым могли обменяться любовники.

– Ну уж, – сказал мистер Пербек, явно не зная, смеяться ему или бежать от нее без оглядки – что было бы ничуть не странно, ведь вряд ли он видел много женщин, подобных ей. Высокая, простоволосая, кудрявые пряди змеятся вокруг лица, как у Медузы. – Мисс Бронте, простите мое любопытство, но разрешите и мне задать вам вопрос: для чего вам нужно знать происхождение этого камня? Не припомню, чтобы подобный вопрос мне когда-либо задавала молодая леди.

Но Эмили уже карабкалась вверх по склону.

– Простите меня, мистер Пербек, я бы с удовольствием поговорила с вами еще – вы кажетесь мне очень интересным собеседником, – но меня ждут на похоронах.

– Боже мой, Эмили, ты выглядишь так, словно всю ночь не ложилась! – воскликнула Шарлотта, когда они с Энн вернулись домой и застали сестру в кухне, где та, пристроив на столе книгу, читала роман, одновременно меся тесто для новой партии хлеба – дело, которое она обычно делала гораздо раньше.

– Ну тогда я выгляжу так, как и положено, – отозвалась Эмили, – после бессонной ночи, полной невероятных приключений, и утра, которое началось с открытия и завершилось похоронами.

– Правда? – равнодушно бросила Шарлотта, думая, что Эмили опять всю ночь писала про Гондал – люди там всегда умирали трагически.

– Истинная правда, – подтвердила Эмили и добавила: – Дайте мне только отправить эти хлебы в печь да еще дождаться, когда можно будет поговорить на свободе, и я расскажу вам обо всем, что видела.

– А мы расскажем тебе, что узнали в Лидсе, – сказала Энн, заглядывая в книгу Эмили из-за ее спины, для чего ей пришлось подняться на цыпочки и положить голову сестре на плечо. – И это совсем не мало.

– Вот и посмотрим, кто из нас интереснее провел время, – ответила Эмили. – Но предупреждаю: победителем точно окажусь я.

Шарлотта и Энн переглянулись, уверенные, – что бы ни произошло с Эмили здесь, в Хоэрте, покуда ее воображение витало в стране фей, все это ни в какое сравнение не идет с тем, что они привезли из Лидса.

И, конечно, они ошиблись.

– О боже, – сказала Шарлотта, почувствовав, как волоски у нее на шее встали дыбом, когда Эмили закончила свой рассказ о том, что она видела в Честер Грейндж, утаив от сестер лишь самую малость и уснастив остальное жуткими, леденящими душу подробностями.

Им пришлось подождать, чтобы его услышать, ведь Эмили ни за что не хотела говорить дома, где было слишком много ушей: папа́, Табби или новый викарий мистер Артур Белл Николс – непривычный к их порядкам, он всегда появлялся некстати.

День был ясный, и Эмили все же уговорила усталых с дороги сестер снова выйти из дому, едва те успели поставить багаж. Но, выслушав историю сестры, они не пожалели, что поддались на ее уговоры, тем более что прогулка привела их к любимому месту: прелестному водопаду, который они называли между собой «Встречей у воды». Поток бежал здесь через пустошь с таким прохладным, мелодичным звоном, что Энн, приходя сюда, невольно вспоминала те звуки, которые извлекала из пианино ее кошка, наступая на клавиши. А еще ей всегда казалось, что тут некогда тешил свою силу великан: огромные валуны были разбросаны по холмам и меж ними, как детские игрушки. Столь же живописная, сколь и дикая долина, как волшебное зеркало, отражала разные грани характеров трех сестер, почему они и любили ее так, и все три чувствовали себя здесь как дома. Под этим ясным небом, которое словно отделяло их от мира, наедине друг с другом, вдали от любопытных ушей, они могли смело говорить о чем угодно.