Выслушав историю целиком, Энн не сразу смогла решить, что в ней ужасало ее больше: то, как Честер ласкал череп, или то, что ее сестра вышла одна в ночь и, нимало не задумываясь, подвергла себя огромной опасности.

– Уходя, я прихватила с его стола какие-то бумаги, но, просмотрев их, увидела, что ровно ничего интересного в них нет: какие-то счета да скучная переписка.

– Если кто-нибудь узнает, что ты это сделала, Эмили, – сурово заговорила Шарлотта, – тебя посадят за решетку: это ведь посягательство на частную переписку!

Эмили кивнула.

– Да, ты права, попасться с этими бумагами было бы очень глупо. А кстати, у меня есть кое-что еще. По причинам, которых я не могу объяснить, я зашла в комнату Элизабет и обнаружила там вот что. – Она раскрыла ладонь. – По-моему, это та самая пуговица, которая отсутствовала на сюртуке Честера. Возможно, оторвалась во время борьбы?

– Мне страшно даже глядеть на нее. Надеюсь, папа́ никогда не узнает о наших эскападах – если он хоть что-нибудь услышит, это его в могилу сведет, – сказала Энн, не на шутку испуганная приключениями Эмили.

– Согласна, – кивнула Шарлотта. – Нам надо быть осторожнее и беречь папа́ от беспокойства.

– Да, а наш брат между тем и в одиночку доставит ему столько неприятностей, что никакие наши усилия не помогут, – брякнула Эмили. – Когда мы с Кипером вернулись домой сегодня утром, то нашли Бренуэлла распростертым на каменном крыльце – ему не хватило соображения даже вползти в дом.

– Опять? – безнадежно спросила Шарлотта. – А мне-то казалось, что наш последний разговор со стариной Бренуэллом подействовал на него как нужно. Но, видимо, мне это только показалось.

Сестры на время умолкли, и Энн сразу поняла, что они все трое думают об одном и том же: как убедить Бренуэлла свернуть с его гибельного пути прежде, чем он упадет в пропасть, к которой он ведет.

– За работу, детективы, – сказала она так весело, как только могла. – Давайте еще раз поглядим на все, что нам удалось собрать, и подумаем, что за картина из них складывается. Кости, которые… с которыми общался мистер Честер… как ты думаешь, они могут принадлежать Элизабет?

– Вряд ли, – уверенно ответила Эмили. – Они были чистые, так что почти блестели в отсветах пламени, прямо как фарфоровые. Кроме того, чтобы разобрать скелет на части, нужен изрядный срок: Честеру пришлось бы посылать тело в Лидс или в Брадфорд, а на это у него просто не было времени. Но я хорошо разглядела тот череп. Он был такой небольшой и изящный, что Честер, казалось, легко мог его раздавить прямо руками. Так что это наверняка был череп женщины, причем со всеми зубами. Из чего я делаю вывод, что он принадлежал первой миссис Честер, которую супруг держит в своем подчинении по сей день, мстя ей за попытку скрыться от него в смерти. В одном я не сомневаюсь совершенно: Честер – темный и опасный человек. Точнее, сумасшедший. Он ловко это скрывает, но по сути он настоящий безумец. И вот к какой мысли я прихожу в итоге: человек, который столь странно и противоестественно оплакивает первую жену, хотя сам сжил ее со свету своей жестокостью, мог легко расправиться и со второй.

Несмотря на теплый день, Энн пробрал озноб. Зло, на которое способны люди, ужасало ее тем больше, чем старательнее маскировали его ложью, придавая ему респектабельный лоск.

– Однако у нас есть вот это. – Шарлотта взяла письмо Элизабет, которое отдала ей миссис Ханичерч, и стала вертеть его в руках. – Письмо, написанное самой Элизабет, помеченное и датированное следующим днем после ее исчезновения.

– А разве не мог Честер подделать почерк жены и послать письмо ее родителям специально для того, чтобы история с ее исчезновением не вышла наружу как можно дольше? – предположила Эмили, беря письмо у Шарлотты и вглядываясь прищуренными от солнца глазами в его строки.

– Миссис Ханичерч совершенно уверена в том, что это почерк ее дочери, – сказала Энн. – К тому же я не верю, чтобы такой несдержанный человек, как Честер, мог идеально воспроизвести каллиграфический почерк образованной молодой женщины, которую долго и специально учили тому, чтобы подавлять проявления индивидуальности во всем, даже в манере писать буквы.

– Но и это еще не все, – подхватила Шарлотта. – В возрасте пятнадцати лет Элизабет едва избежала большого скандала после того, как, видимо, вступила в интимную связь со своим учителем музыки.

– Клянусь зубами Господними, домашние учителя – самые отчаянные соблазнители на свете! – воскликнула Эмили. – Похоже, девушке лучше самой обучить себя всему, что ей интересно, чем полагаться на милость учителя в надежде, что он не соблазнит ее в награду за науку!

Энн сделала большие глаза, глядя на Эмили в упор, а та ответила ей невинным взглядом, как бы не замечая краски, которая залила щеки Шарлотты.

– Насколько мы могли судить, Элизабет не пала невинной жертвой соблазнителя, скорее напротив, – продолжила Шарлотта, повернув голову так, чтобы поля шляпки скрыли ее краснеющее лицо. – Похоже, отец Элизабет купил молчание учителя за приличную сумму, которой хватило на то, чтобы открыть где-то на побережье школу для мальчиков. Однако непонятно, чего именно Элизабет так боялась в браке, ведь, судя по всему, она лучше многих молодых невест знала, что ждет ее после венца.

– Интересно, что у нее был возлюбленный, с которым ей пришлось расстаться, – сказала Эмили. – И который переехал на побережье. А ведь мистер Пербек, геолог, полагает, что тот камень происходит с пляжей вокруг Скарборо, ни больше ни меньше.

– Мистер Пербек? – Шарлотта приподняла бровь.

– Эксперт, – отмахнулась от вопросительного взгляда сестры Эмили, для которой объяснять что угодно всегда было хуже смерти. – Думаю, нам надо разыскать того молодого человека, с которым спуталась Элизабет. И если окажется, что это с ним миссис Харди видела Элизабет в лесу, то это, скорее всего, будет означать, что их любовь с учителем не закончилась, даже когда она вышла замуж за Честера. И тогда у нас будет мотив для убийства. Которое мог совершить не только ревнивый муж, но и ревнивый любовник.

– Согласна, – кивнула Шарлотта.

– А записка – та, которую мы нашли в комнате Мэтти, – напомнила им Энн. – Не забывайте про записку. Думаю, нам надо еще раз поговорить с Мэтти и попытаться вызнать у нее смысл этого послания и правда ли, что «Р» может означать Роберт.

– У Мэтти ангельская душа – чистая и безответная, – возразила Шарлотта. – Не могу поверить, чтобы она могла так увлечься человеком вроде Честера, да еще и помогала ему скрывать его делишки, особенно после того, как она почти открыто сказала нам – он способен на самое худшее. В этом просто нет смысла.

– Может быть, она хочет, чтобы с ним что-нибудь случилось, – задумчиво предположила Энн, – и он сравнялся бы с ней по положению в обществе. Этого тоже нельзя исключать, Шарлотта. Любовь – это болезнь, она толкает своих жертв на странные и противоестественные поступки. Если она и впрямь влюблена в Честера, то исчезновение его жены пришлось бы ей как раз кстати.